Кремлёвцы

Золотой километр – асфальтовый луч от МКАД до центральной проходной училища. Но почему золотой? Асфальт-то тёмного цвета. Да, действительно, сам асфальт тёмного цвета – даже не назовёшь точно какого. С недавних пор так и стали говорить, мол, автомобиль цвета мокрый асфальт. Но название пришло не от самой асфальтовой дороги, а от её обочин, которые аккуратно посыпались песком, и не просто песком, а где-то и каким-то образом подобранным и привезённым песком золотистого цвета. Отсюда и Золотой километр.

Чуть больше минуты мчалась машина по пустынному в ранний час Золотому километру, окаймлённому деревьями в сочной августовской листве. Красота. Но Николаю Константинову было не до любований. Вот ведь, казалось бы, и решение принято, и выбор сделан, но так нелегко после отпуска возвращаться в училище, даже в уже ставшее родным суворовское. А тут он ехал в незнакомое, суровое учебное заведение, о котором столько тогда легенд ходило, причём, в основном таких, что напоминали страшилки.

Машина остановилась на площадке перед КПП. Дядя Николая – Михаил Николаевич – посмотрел на чугунную решётку ворот, на курсанта с красной повязкой на рукаве и штык-ножом на ремне. Покачал головой, да только и сказал:

– Эк, куда тебя занесло. Ну, давай, – и по-родственному подставил щёку для поцелуя.

Николай вышел из машины, открыл заднюю дверцу и взял с сиденья увесистый вещмешок, отороченный шинельной скаткой. В ту пору у суворовцев по выпуску форму суворовскую забирали ещё в училище и там же выдавали полностью весь комплект курсантской формы – и шинель, и парадно-выходной китель с брюками галифе, и сапоги, де ещё комплект полевой формы, словом всё, что положено курсанту в военном училище.

Николай посмотрел вслед сорвавшейся с места «Волги», помахал рукой и шагнул к КПП. Дневальный кивнул ему:

– С прибытием!

И небрежно буркнул показавшемуся в дверях другому дневальному:

– Принимай очередного…

Второй дневальный был более приветлив, наверное, потому, что на груди его сиял знак с барельефом Суворова – тоже, стало быть, выпускник суворовского военного училища.

– Какое СВУ? – спросил он у Николая.

– Калининское…

– Понятно. А я из Ленинградского.

– Ну и как тут? – спросил Константинов с нескрываемым интересом.

– Нормально. Привыкнешь… Давай предписание. Посмотрю, в какую роту ты записан. Так… Константинов, Константинов…

Дневальный взял список, пробежал глазами и объявил:

– Четвёртая рота, второй батальон… Это в левом крыле здания, на третьем этаже… В главном корпусе. Вот он – перед тобой. Обойдёшь его слева, вход с той стороны. Через центральный для курсантов хода нет. Запомни…

– Благодарю, – сказал Николай. – Найду.

Дневальный крепко пожал руку и прибавил:

– Повезло тебе… Четвёртая рота… Там ротный нормальный. А вот, кто в первую попадает, не завидую. Там командир – зверь… Не дай боже попасть к нему.

«Ну вот, хоть тут повезло», – подумал Николай и пошёл к зданию главного корпуса.

Так началась у суворовца-выпускника Николай Константинова учёба в Московском высшем общевойсковом командном училище.

Как там у Куприна в романе «Юнкера»? О чём вспоминал юнкер Александров, переступая порог Александровского училища и делая шаг, который явился порогом на пути в новую, ещё не известную жизнь?

И вот оно, старейшая кузница офицерских кадров – перед глазами.

Старейшим училище называли потому, что создано оно по личному указанию распоряжению Ленина ещё в декабре 1917 года, то есть примерно за месяц до указа о создании РККА – Рабоче-Крестьянской Красно Армии.

Лето, прошедшее лето. Сколько всего позади.

Довелось новоиспечённому курсанту Константинову побывать и в родном Калининском суворовском училище, причём, побывать не просто так. Вот уж действительно родные пенаты. Летние неудачи на вступительных экзаменах в военную академию привели альма-матер, где Николай сделал первый шаг к офицерским звёздам.

История же такова…

Тем, кто оканчивал суворовские училища с золотыми и серебряными медалями, предоставлялось право поступления не только в высшие командные училища, куда суворовцев направляли без экзаменов, причём в общевойсковые – сразу на второй курс. Медалистам предоставлялось право поступления в военные академии на некоторые инженерные факультеты.

Николай Константинов, как кандидат на серебряную медаль, получил направление в Военную академию Бронетанковых войск.

Выпускные роты сразу после выпускного вечера выезжали на лагерный сбор в знаменитые Путиловские лагеря 32-й гвардейской Таманской мотострелковой дивизии, дислоцировавшейся в Калинине.

Но Константинов не попал в этот лагерь, коим пугали всех выпускников – мол, то совсем не наши, родные, суворовские Кокошки, там солдатская служба. Недаром именовался это полевой выход стажировкой в войсках. И суворовцы ещё задолго до выпуска слышали слова на музыку известной песни, начинавшейся фразой: «На меня надвигается по реке битый лёд…» Распевали ту песню суворовцы старших классов:

«На меня надвигается стажировка в войсках,

Там свобода кончается, наступает устав,

Ах, устав, книжка красная, ты повсюду со мной,