Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина

— Варвара Петровна Кирюшкина, она же Наталья Мокроусова, Ольга Пеярова, Мария Карпенко, Алевтина Родимцева и так далее, родилась в Николаеве в 1910 году. Ее мать содержала дом свиданий. Она убежала в Турцию и живет в Константинополе. Отец погиб на Перекопе. После школы Наталья работала в аптеке, владельцами которой были два брата. Жила с обоими. Однажды обокрала их и подожгла аптеку. Потом организовала «малину» в Одессе на Дерибасовской, 19. Занималась контрабандой с Турцией, Югославией, Грецией, Румынией. Хорошо владеет немецким и французским. Во Владивостоке была арестована за торговлю собачьим мясом, убежала. В Омске вышла замуж за бывшего царского офицера, занимавшегося торговлей рыбой. Убила мужа, разрубила его тело и спрятала в подвале в бочке с солеными огурцами. Забрала все ценности и подожгла дом. Второй раз ее арестовали в Тамбове, но она убила одного из охранников и сбежала. Скоро объявилась в Ленинграде, а затем под другой фамилией в Москве, где торговала наркотиками. Демьян Бедный увлекся ею и рекомендовал на работу в Кремль. Так она стала массажисткой. Вскоре ее опознали и отправили на Лубянку. Там и произошла ее первая «знаменательная» встреча с Ягодой: народный комиссар сделал ее своей сожительницей.

— Товарищ Сталин ничего об этом не должен знать, — сказал Маленков. — Необходимо поставить круглосуточную охрану у дверей Веры Александровны. Ягоде надо подсунуть новую «забаву».

СЕМЕН МИХАЙЛОВИЧ БУДЕННЫЙ

Сталин пригласил меня на новогодний прием 31 декабря.

Меня познакомили с Хрущевым и Шолоховым — неказистым мужчиной с кривыми ногами. Ягода приехал со своей некрасивой женой и, оставив ее в обществе Хрущева, подошел ко мне:

— Вера Александровна, кто-то из этих сукиных сынов пару недель тому назад обварил Наташу, она очень мучается. Верочка, когда мы снова увидимся? Я очень хочу вас.

— После премьеры «Садко», — обещала я только для того, чтобы он отстал.

— Наберусь терпения.

С приема вышли все вместе. Я решила пройтись пешком, но около меня остановился автомобиль, и шофер стал сигналить. За стеклом виднелись усы Буденного: «Верочка, садитесь. Покатаемся?»

Мне было все безразлично, жизнь опротивела, и я, неожиданно для себя, согласилась.

— В Переделкино! — весело приказал шоферу Буденный и предложил мне: — Отметим?

— Согласна, в новогоднюю ночь все можно!

Нам подавали пожилые солдаты. Семен Михайлович объяснил:

— Это — мои бывшие сержанты, они не хотят со мной расставаться. Вся их жизнь прошла в армии, говорят, что я для них — отец родной… Верочка, сделайте мне прият-пое: попробуйте огурчиков и грибов моей засолки, вот — икра, семга с лимоном. Пейте водку, не стесняйтесь, вчера мне доставили два ящика с завода. После ужина устроим горячую баньку, я вам спинку потру, вы — мне…

Услышав это предложение, я тотчас представила кремлевскую баню, Наташу, липкого Ягоду…

— Благодарю, — ответила сухо, — я — чистая.

— Вера Александровна, ответьте мне честно, без выкрутасов: можем мы поговорить «как мужчина с мужчиной»?

— Семен Михайлович, я не рассержусь, можете сказать все, что угодно.

— У меня — семья, преданная, добрая, хорошая жена. Она меня уважает и никогда со мной не спорит. В Москве у меня большая квартира. Эта дача тоже моя. Большая пенсия. Я уже старый — мне за шестьдесят, но когда я вижу вас, во мне кровь кипит. Я простой мужик, но может быть, мы поймем друг друга. Разведусь с женой, мне дадут другую квартиру, Ворошилов поможет — он меня уважает. Ты бросишь работу, у тебя слишком нежное горлышко, ты не должна больше петь для всех этих собак, которые ни черта не понимают в искусстве. У тебя будут самые дорогие шубы. Я пригоню батальон солдат, которые будут исполнять все твои желания. От тебя же потребуется только одно: не отворачиваться от меня в постели.

Всю эту речь Буденный произнес весело, шутливым тоном.

— Спасибо за прямоту, понимаю и уважаю ваши чувства, ценю вашу доброту. Женщине всегда приятно, когда она знает, что любима, но я замужем, и вы знакомы с моим мужем…

Семен Михайлович вздохнул, но продолжал в том же тоне:

— Ладно, будем жить так, станешь моей любовницей, будешь приходить ко мне раз в неделю. Не пожалеешь, отблагодарить могу… во всех отношениях.

— Семен Михайлович, мне пора домой, светает.

— Сколько дней будешь думать? — не уступал Буденный.

— Может, месяц, может, два, — ответила я шутливо.

— Парфен! Отвези нашу знаменитую гостью в Москву. — Можно вас поцеловать? — спросил он, когда я оделась.

— Только в щечку.

Лихой кавалерист обнял меня с такой силой, что от его гимнастерки отлетели все пуговицы.

— Какая ты сладкая, моя кобылка! Дай мне только оседлать тебя… — сказал он, облизывая губы, и проводил меня до машины.

Дома меня ждала записка Тухачевского, он просил срочно позвонить.

— Верочка, дорогая, куда вы пропали? Я очень нервничал.

Смеясь, ответила:

— Это вы все куда-то исчезли. Мой муж ушел с грудастой ткачихой, а меня увез на дачу «главный кавалерист» — Буденный.

Через час он был у меня, совершенно сбитый с толку:

— Удивляюсь, зачем вам эти экстравагантные усы?