Кремлёвские тайны

– Не кричите.

Над выходом из перехода клубилось белое облако, как будто там произошел миниядерный взрыв.

Туда уже бежали менты и спешили какие-то гражданские с кинокамерами.

Некоторое время я тупо смотрела на прибытие скорых и пожарников и считала вслух их машины. Место происшествия уже начали оцеплять. Андрей в это время закончил разговоривать по телефону и протянул мне руку.

– Вставайте. Надо сматывать

– Зачем?

– Тут везде скрытые кинокамеры и их люди. Пока они думают, что вы погибли при взрыве, у нас есть время уйти.

Он вручил мне коробку со шляпой и потащил за собой. По дороге я вертела головой, пытаясь увидеть кинокамеры.

– Скрытые камеры, скрытые, – сказал Андрей, видимо угадав причину моих кривляний.

– Что вы меня таскаете, как дуру? – вспыхнула я.

– У меня приказ охранять вас.

– Вы мне руку вырвете. У меня синяк будет.

Он не ответил и руки не разжал. Пришлось бежать за ним вприпрыжку.

Мы поймали частника – Андрей отпустил первых двух и взял третьего, как в шпионских фильмах. Мы втиснулись в старенькие жигули – и помчались. Куда?

– В Бирюлево. – Андрей снова прочитал мои мысли. – Я там живу.

Мы ехали молча. Водитель включил радио. Понеслись новости о взрыве. Про террористов, чеченцев. Потом забубнил мэр Жульков.

– Ааааа, сволочи! – заорал в сердцах водитель.

– Кто, – осторожно спросила я? – кто сволочь?

– Жиды! Все продали, суки!

– Жиды? Вы имеет в виду евреев? – я тут же вспомнила милую Таню Минутковскую с ее мягким тактом, бьющим в глаза бессеребреничеством и обезоруживающей человечностью.

– Вы уверены? Так прямо и продали?

– Да, да, сволочи, комиссары проклятые! Понаехали тут из своих местечек, все засрали, черных понавезли…

Водителя понесло. Понятно, очередной шизик, отравленный государственной антисемитской пропагандой и лужковским телевидением.

Я не стала участвовать в обсуждении. Водитель, похоже, и не требовал ответа на свои излияния, только радио слушать мешал.

– Телефон, – сказал Андрей, – давайте его сюда.

Он почти вырвал мой телефон из рук и вынул из него батарейку и симку. Отдал это мне.

– Так они не отследят, где вы.

Я сомнамбулически засунула телефон и его потроха в карманчик сумки.

Мы проезжали Добрынинскую. Андрей слегка толкнул меня и указал на выкатывающиеся из переулков ЗИЛы, из которых прямо на ходу выскакивали спецназовцы, морские пехотинцы и десантники.

Мы проскочили оцепление одними из последних.

Тем временем водитель, исчерпав свои претензии к жидам, принялся за «чурок» – армян, грузинов, чеченцев, прибалтов, украинцев и почем-то еще и калмыков.

Досталось всем.

Не хочется пересказывать всю эту грязь, накопившуюся в навсегда отравленной имперскими ядами душонке этого чванливого москвича. И не таких как он давила и сламывала ежедневная отвратительная лужковская пропаганда.

Я, наконец, оглядела Андрея.

Он был еще молод, свеж. Небось, недавно еще за партой у друга-очкарика списывал. Рассудителен и смел. Здоровый румянец, чистая кожа. И у него была хорошая фигура, формы которой не могла скрыть обычная мужская одежда – из тех, которые мне всегда нравились и которые я совсем недавно еще тщательно вырисовывала в тетрадке на нудных уроках физики. Мускул за мускулом…

Как ни странно, сейчас меня это не сильно впечатляло. Да, он только что спас мне жизнь, и наверняка, рискует ради меня и сейчас. Вот так, просто и буднично спасает незнакомку.

Но Борис Ваграныч – вот кто не выходил у меня из головы. Может, я геронтофилка?

Но что-то надо делать с этим.

Я представила, что мы приедем в Бирюлево – отвратительный район, днем состоящий из бесконечных рядов серых домов, разбавленных огромными неубираемыми помойками и серыми силуэтами градирен ТЭЦ на горизонте.

А ночью – царство молодежных банд, огромных стай диких собак и вонючих бомжей. И время от времени – грохот и вой электрички.

Неужели он там живет всю жизнь?

Я стала представлять, как мы поднимемся в грязном, темном, изрисованном матом и диковинными членами лифте, войдем в тесную, заваленную хламом и пропитанную запахом тлена квартирку, с унылым видом из всех окон на другой такой же дом.

Брюхатые тараканы лениво побегут по полу в стороны. Одного он раздавит и отшвырнет ногой под неубранную кровать.

Из соседней комнаты его окликнет прикованная к постели мать, бывшая заслуженная учительница пения – и он, извинившись, вынесет судно, пошуршит там чем-то еще и, наконец, вернется ко мне и плотно прикроет за собой дверь с надорванным и пожелтевшим календариком на 1989 год с Клаудией Шифер.

– Может чаю?

А я, которая делала вид, что рассматривает корешки томов «макулатурных» Майн-Рида и Эжена Сю в пыльном книжном шкафчике, наконец, обернусь и, исподлобья взглянув в его честные глаза, расстегну первую пуговичку на блузке и спрошу хриплым голосом:

– А водка есть?…

Проклятье, снова оцепление. Быстро же они реагируют. Машины в потоке стали замедляться, вдалеке замаячили военные.

Водитель, не переставая ругаться – фокус его внимания уже вышел за пределы бывшего СССР и теперь мы выслушивали нелицеприятные характеристики поляков и румын – резко свернул.