– Как подумаешь об этом приятном июньском дне, когда он казался так здоров! И он мог бы прожить еще лет двенадцать, не поезжай он в этот нечестивый Париж, где у них всегда такая кутерьма!
Она остановилась, ожидая от нас каких-нибудь доказательств сожаления. Я видела, что мисс Мэтти не может говорить: с ней была такая нервическая дрожь; я, с своей стороны, сказала, что чувствовала действительно. Посидев несколько и думая, как я не сомневаюсь, что мисс Мэтти приняла известие очень спокойно, наша гостья простилась; но мисс Мэтти усиливалась удержать свои чувства. Она никогда не упоминала более о мистере Голбруке, хотя книга, подаренная им, лежала вместе с Библией на столике возле её постели; она не думала, что я слышала, как она просила крэнфордскую модистку сделать ей чепчики, похожие на те, которые носит её сиятельство мистрисс Джемисон; она не думала, что я обратила внимание на ответ модистки: но ведь она носит вдовьи чепчики, сударыня.
«О! я хочу сказать… только что-нибудь в этом роде; не вдовьи, разумеется, а несколько похожие на чепчики мистрисс Джемисон». Это усилие обуздать себя было началом трепетных движений головы и рук, которые я с-тех-пор видела постоянно у мисс Мэтти.
Вечером в тот день, когда мы услышали о смерти мистера Голбрука, мисс Матильда была очень молчалива и задумчива; после молитвы она призвала Марту и потом не решалась сказать, что хотела.
– Марта! сказала она наконец: – ты молода… и потом замолчала. Марта, чтоб напомнить ей о её недоконченной речи, сделала поклон и сказала:
– Да-с, точно так; двадцать два года с прошлого октября.
– А, может быть, Марта, ты когда-нибудь встретишь молодого человека, который тебе понравится и которому понравишься ты. Я сказала, чтоб у тебя не было поклонников; но если ты встретишь такого молодого человека и скажешь мне, а я найду, что он человек достойный, я не буду препятствовать, чтоб он приходил видеться с тобою раз в неделю. Сохрани Боже! сказала она тихо – чтоб я причинила скорбь юным сердцам.
Она говорила об этом как о весьма отдаленном случае, и несколько удивилась, когда Марта отпустила ей торопливый ответ:
– Вот сударыня Джим Гэрп, столяр, вырабатывает три с половиной шиллинга в день, и росту шесть футов один дюйм; жених хоть куда; если вы расспросите о нем завтра утром, всякий скажет, какой у него степенный нрав; он будет рад-радёхонек прийти завтра вечером – вот право слово.
Хотя мисс Мэтти была испугана, однако она покорилась судьбе и любви.
V. Старые письма
Я часто примечала, что почти каждый имеет свою особенную, лично-принадлежащую ему, экономию, заботливую привычку сберегать мелкие пенни в каком-нибудь особенном предмете, пенни, которых малейшая растрата неприятна ему более нежели трата шиллингов или фунтов, издержанных для какого-нибудь действительного мотовства. Один старый джентльмен знакомый мне, узнав с стоической кротостью о банкротстве одного коммерческого банка, в котором находилась часть его денег, мучил свое семейство целый день за то, что кто-то оторвал, а не отрезал исписанные листки вовсе ненужной счетной книги; разумеется, соответственные страницы на другом конце могли пригодиться; и эта небольшая, ненужная трата бумаги (его особенная экономия) рассердила его больше, чем потеря денег. Конверты страшно терзали его душу, когда появились в первый раз; он только и мог помириться с такой тратой его любимой бумаги, что терпеливо перевертывал на другую сторону все конверты, которые ему присылались, чтоб они таким образом пригодились опять. Даже теперь, хотя время изменило его, я вижу, как он бросает пристальные взгляды на дочерей, когда они напишут записки на целом листе вместо полулиста, не более трех строчек на одной странице. Я не могу не признаться, что также обладаю этой общечеловеческой слабостью. Снурочки составляют мою слабую сторону. Карманы мои наполнены небольшими моточками, подобранными везде, где ни попало и связанными вместе для употребления, никогда непредставляющегося. Мне делается серьёзно-досадно, если кто-нибудь обрезывает затянувшийся узел вместо того, чтоб терпеливо и добросовестно распутать его. Каким образом люди могут употреблять новоизобретенные резинковые снурочки – я не могу вообразить. Для меня резинковый снурочек драгоценное сокровище. У меня есть один уже не новый, поднятый мною на полу лет шесть назад. Я точно пробовала употреблять его; но у меня не достало сил, и я не могла решиться на такое мотовство.