Арета царапнула в дверь.
– Не сейчас, моя хорошая, – отозвался я. Арета заскулила.
Креншоу наморщил нос:
– Собакой пахнет.
Он держал одну из резиновых уточек Робин. Он внимательно ее осмотрел, а потом потерся о нее лбом. У кошек рядом с ушами расположены специальные железы, и, когда они трутся о что-нибудь, они будто пишут большими буквами: «ЭТО МОЕ».
– Ты воображаемый, – сказал я так твердо, как только смог. – Ненастоящий.
Креншоу сделал себе бороду из пены.
– Я придумал тебя, когда мне было семь, – продолжил я. – А значит, теперь я могу тебя распридумать.
Креншоу, казалось, не обратил на мои слова никакого внимания.
– Если у тебя нет фиолетовых мармеладок, – проговорил он, – то красные в крайнем случае тоже сойдут.
Я посмотрел в зеркало. Лицо у меня побледнело, я вспотел. Я видел отражение Креншоу. Он приделывал к резиновой уточке маленькую бороду из пены.
– Тебя не существует, – сказал я кошачьему отражению.
– Позволю себе не согласиться, – возразил Креншоу.
Арета снова царапнула в дверь.
– Замечательно, – пробормотал я. И снова немного приоткрыл дверь, чтобы удостовериться, что никто в коридоре нас не слышит.