Креольские ночи

Сила убежденности, с которой были сказаны эти слова, ошеломила Элину. Но затем она прищурилась.

– Без сомнения, ты будешь защищать Рене, – сказала она резким холодным тоном. – Он твой хозяин.

Выражение лица Луи смягчилось.

– Моя маленькая девочка, вы должны доверять людям. Разве можно думать, что все лгут, только потому, что кто-то один солгал вам? Разве я когда-нибудь скрывал что-то от вас? Даже в ту, первую ночь? Никогда. И теперь я говорю вам правду. Месье не убивал вашего любо… вашего брата.

Элина бессильно уронила руки. Она хотела бы верить Луи, но не могла.

– Откуда ты знаешь, что он не соврал тебе?

– Месье не убивал вашего брата. Он вообще никого не может убить.

– Я хотела бы тебе верить, но…

Ответивший ей мужской голос прозвучал у нее из-за спины:

– Но ты не можешь, потому что тебе удобнее не верить.

Элина медленно повернулась и оказалась лицом к лицу с Рене, стоящим в проеме двери, соединявшей студию с его спальней. Изнывая от жары, он только что снял сюртук и держал его в руке. Она в изумлении смотрела на него, сбитая с толку той вспышкой облегчения, которую успела заметить на его лице, прежде чем глаза его потемнели. Затем он стремительно, в два прыжка, ворвался в комнату, и сердце ее тяжело забилось от страха.

В растерянности он остановился возле своего портрета. Теперь Элина видела перед собой его изображение, в котором, сама того не сознавая, воплотила свои собственные желания и надежды на будущее, и его самого, из плоти и крови, к которому испытывала страстное влечение и в то же время безотчетный страх.

Луи покинул комнату.

Когда молчание стало невыносимым, Рене бросил сюртук и осторожно приблизился к Элине.

– Уоллес мертв, Элина, – сказал он с откровенной суровостью в голосе. – Он был лжецом и шулером, и теперь он мертв. Он был недостоин тебя и, конечно же, не стоит того, чтобы ты ради одной лишь бессмысленной мести за него отказывалась от своих собственных желаний. В особенности, когда человек, которому ты хочешь отомстить, не убивал его.

Его слова, казалось, пробудили ее к действию. С горестным возгласом она повернулась к двери, через которую вышел Луи, намереваясь выбежать из комнаты, прежде чем Бонанж заставит ее и дальше слушать эту ложь.

Но Рене в мгновение ока подскочил к ней и сжал ее запястья. Когда ее попытки вырваться не увенчались успехом, она поникла, все еще избегая его взгляда.

– Все это время, – продолжал он еще более резким тоном, – ты использовала смерть твоего партнера-сообщника как защитную преграду между нами. Ты любовно собирала всю информацию, которую тебе только удавалось добыть, чтобы добавить ее к этому защитному барьеру и укрепить его. А почему? Не потому, что тебя действительно волновала смерть Уоллеса: ты боялась, что, разрушив этот барьер, я могу уничтожить тебя. Ты заблуждаешься, если думаешь, что Уоллес имеет какое-то отношение к нашему противоборству.

Потрясенная, она обернулась и в изумлении смотрела на него с открытым ртом, изнемогая под ударами несправедливых слов, которые он безжалостно швырял ей в лицо.

– Я не единственная, кто нагромождает барьеры и ложь вокруг себя, – прошипела она. – Ты отказываешься признать, что Алекс – мой брат, хотя у тебя нет никаких доказательств, что это не так. Ты не желаешь допустить, что я могу оказаться именно той, кем кажусь. Если я говорю правду, тогда единственное, что ты считаешь надежным и прочным – семья твоей сестры, – окажется столь же непрочным и уязвимым, как и все в этом мире. Тебе проще превратить меня в нечто, чем я не являюсь, чем позволить быть той, кто я есть.

– Вот именно, – сквозь зубы процедил он, привлекая ее к себе. – Я не знаю, кто ты и что собой представляешь. Но эти чарующие глаза сразили меня, и я бы поверил, что луна – это солнце, если бы услышал это от тебя. К тому же я помню ту ночь…

– Да, ту ночь, – тихо с горечью проговорила она. – Ту ночь, когда ты поклялся, что отомстишь, если мы выйдем из комнаты. Ту ночь, когда мой брат украл твои деньги. Ту ночь, когда… когда кто-то взял на себя труд избавить мир от этой ужасной угрозы – моего брата. Да, я буду помнить ту ночь всю жизнь.

Она попыталась вырваться из его рук, но он не отпускал ее.

– Никто из нас не сможет забыть, так зачем же продолжать мучить друг друга?

Он отпустил ее запястье и, крепко взяв за подбородок, запрокинул ей голову, повернув лицом к себе.

– Посмотри на меня, черт тебя подери! – приказал он.

– Отпусти – пробормотала она, упираясь руками ему в плечи и пытаясь оттолкнуть его.

Вздох раздражения сорвался с его губ.

– Брат или любовник – Уоллес мертв, и я заставлю тебя забыть его и ту ночь, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни, – торжественно произнес он, преодолевая ее сопротивление.

Из ее груди вырвался не то стон, не то рыдание, и она с мольбой заглянула ему в глаза.

И вдруг ощутила, что это глаза честного человека. На его лице отразились страдание и боль. Нет, он не может быть хладнокровным преступником. Не способен на такую бессмысленную жестокость.

Увидев, что она растеряна, он прижался губами к ее трепещущим губам.