Крепь

Несколько солдат у костра еще не спали, тихо разговаривали. В этот раз егеря третьей роты выпили свою винную порцию за упокой Аверки Городейчика, может, и загубившего свою душу, но избавившего роту от ненавистного «Коня» – поручика Коняева. Придумал это простое прозвище ротный балагур Евсей Филимонов, озорной, еще не старый, но уже бывалый солдат с проседью в голове. Он же и нового ротного окрестил Генералом. Теперь он говорил как раз про него:

– Я в господах сразу понимаю, что за человек. «Генерал» наш, я вам скажу, солдата будет беречь. Может, кто из нас и дослужит свои двадцать пять лет до конца.

– А что, коли выслужишь всю службу? Воля будет? И земли дадут? – спросил бывалого Антось, дослуживавший первый год.

– На что тебе будет земля, дурному старику? – усмехнулся Евсей. Ты своим землепашеством рублей тридцать за год заработаешь, а в Москве кучер столько за месяц получит, а сторож и того более – до ста тридцати целковых в месяц! В Москву надо, когда отслужишь, в Москве все деньги!

– Брешешь!

– Вру, что ли? Не вру, вот тебе крест. Мы когда из Сибири шли, я с одним московским приказчиком разговаривал. Только, чтобы в сторожа или там дворники взяли, нужно, чтобы руки-ноги после службы целы остались. Опять же, дурной болезни не подобрать…

– А я сегодня на здешнем рынке такую историю слышал, – вступил в разговор рябой артельщик из крепких сибирских крестьян однодворцев, для которого поход на рынок был первым делом при вступлении в любое местечко. – Когда строили этот монастырь, где сейчас офицеры гуляют, одна стена все время заваливалась, что бы каменщики ни делали. Они и решили, что неспроста это, нечистая сила пакостит, и, стало быть, жертву нужно принести. Человечую!

– Верно, давно это было. Дремучий тогда был народ! – заметил Евсей, и, поудобнее устроившись на своей шинели, сказал, зевая, – Давай, сказывай дальше.

– Сговорились так: чья жена первая придет с обедом для мужа, ту тайно и убьют, и в стену, что все время рушится, замуруют! И самый молодой каменщик стал бога молить, кабы не его жена красавица пришла первой. Любил ее, стало быть, сильно. И она его сильно любила, и первая с обедом-то и прилетела, себе на погибель. Сделали все, как уговорились. И стена более не рушилась, все достроили в срок, который господин назначил. Только с тех пор в монастыре является призрак белой дамы и всех пугает. Просит она чего-то у тех, кто ее увидит…

– Верно, чтобы похоронили по-христиански, – предположил Евсей.

– А может, мужа своего ищет? Понять не может, как он мог согласиться на то, что с нею сделали, мучается, – сказал Антось. – Вот и Вероника Аверкина так его любила, что за ним полетела, а обернулось бедой.

– Подмурок нужно было тым каменшшыкам покрепче закладывать, и не пришлошь бы девку убивать, – прошепелявил откуда-то Тимоха, про которого думали, что он давно спит.

В это время из дверей монастыря, будто пчелы из встревоженного улья, стали буквально вылетать офицеры их батальона.

– Что это с ними? Никак белую даму увидали? – удивился артельщик.

– А то и самого Наполеона! Дамы бы они так не перепугались… – пошутил не менее удивленный Евсей.

Самое время было Антосю вспомнить о наказе отца Василия. Отодвинувшись от костра и подняв взгляд к неменяющемуся звездному небу, он принялся тихо шептать, стараясь, как учил батюшка, проникнуться смыслом произносимых слов:

– Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия…

Глава 11 Карчма пры дарозе…