Зато вторая пара была великолепна. Лада в белом полотняном платье с полудлинными, нежно-уложенными на затылке, светлыми волосами, с россыпью отпавших прядей казалась стройной, как березка, рядом со своим избранником. Полуобняв ее, Игорь стоял у выхода на корму. В шортах, светлой тенниске, загорелый, он оглядывался на обступивших сотрудников и смеялся, блестя зубами.
— Сколько женщин! И все щебечут, щебечут… Отвык я от женского общества, клянусь небом!
Ветер трепал его волосы, надувал тенниску на сильных плечах, у ног лежала синяя сумка с выпуклым изображением военного самолета. Конечно, он привлекал к себе и мужчин тоже, они не могли упустить случай пораспросить его о самолете. В особенности усердствовал Викентий Матвеевич. Пока девочки и супруга осматривали теплоход и бар с мороженым и шоколадом, он устроил Игорю подлинный допрос.
— Скажите, Игорь, где испытывается ваш истребитель? — интересовался он, сделав серьезное лицо.
— Испытания и доводка проходят на базе в Жуковском, — отвечал тот свободным серебристым голосом. — На МАКСе бывали? Вот там.
— А в чем главное отличие нового СУ-30 от прежних боевых машин? Если это не военная тайна… — Викентий Матвеесич понимающе улыбнулся.
Игорь кивнул. Послеполетные пресс-конференции научили его общаться с любопытствующими.
— Отличий немало, — по-военному точно начал он. — Во-первых, это… — и запнулся на полуслове.
Шурочка, одетая в красное платье на больших розовых пуговицах, румяная, томная, прошла мимо и лениво опустилась в удобное голубое кресло метрах в полутора от него. Ее рыжие завитки щекотали белую шею, верхняя пуговица низко открывала грудь, зато нижняя едва стягивала полы платья высоко над мягкими коленями, оставляя прорешку к следующей пуговице. В руке ее было красное яблоко. Юра, стоявший тут же, выразительно взглянул на Ладу и даже качнул головой в сторону, мол, уведи его… Та ничего не поняла.
— …Во-первых, — не без усилия продолжил Игорь прерванную «пресс-конференцию», — это поворотные сопла, дающие преимущества в вертикальном и горизонтальных положениях, вот так, — и показал ладонями круговые захватные повороты. — Во-вторых, изменение кривизны крыла, как у птицы, в-третьих, возможность атаки по нескольким целям сразу…
— Сразу по нескольким? — удивилась Шурочка. — Как это?
Словно волна прошла по молодому испытателю, его потянуло в ее сторону как магнитом.
— Вы считаете это невозможным? — посмотрел он.
Она прищурила зеленые кошачьи глаза.
— Я считаю это желательным.
Справляясь с собой, он сглотнул и вновь повернулся к Викентию Матвеевичу.
— Еще вопросы?
— Если можно. Сколько мест в кабине?
— Кабина двухместная.
— Парочкой летаете? — Шурочка медленно надкусила яблоко.
— Интересная мысль, — также медленно произнес он. Его глаза оторвались от ее глаз и скользнули по всей ее фигуре, до маленькой туфельки, которую Шурочка покачивала на пальчиках белой ноги.
Лада, наконец-то, обеспокоилась.
— Пойдем вниз. Здесь прохладно и пить хочется.
— Не спеши.
— Но я замерзла.
— Хорошо, — он наклонился к своей сумке.
Но Викентию Матвеевичу было не до молодых амуров, его плотно захватила область новых интересов.
— Еще немного, если позволите. Как долго создается такой самолет? Сколько он испытывается? Кем?
Игорь с улыбкой посмотрел на него, покровительственно положил руку на его предплечье.
— Я вам скажу одно, папаша. То, что я начал эту машину с нуля, довел до ума, вложил в нее душу и сердце — самая великая и редкостная удача моей жизни.
— Какая счастливая машина, — со вздохом протянула Шурочка и поднялась. — Прохладно, правда, и пить хочется.
— Да, в самом деле, — рывком шагнул Игорь, увлекая с собой Ладу. — Пойдем, пойдем, ты же хотела?
Едва переставляя ноги, Лада поплелась вниз по крутым ступенькам. В душе стремительно рушилось счастье. Светлая, дождавшаяся своего ненаглядного, она была дивно хороша сегодня, но Шура, роскошная Шурочка одним щелчком отбросила ее с дороги. На середине лестницы Лада приостановилась, потом спустилась до конца и скрылась где-то на нижней палубе.
Теплоход шел уже по бескрайнему Пестовскому водохранилищу. Качало. Волны были нешуточными, по всему сине-серому простору вскидывались их острые гребни, покрываясь барашками пены, а за кормой далеко тянулся бурлящий длинный след, словно дорога, проложенная по воде. Жутковатая зеленая пучина кипела и сбоку от невидимых лопастей у обоих бортов, в нее хотелось смотреть и фотографироваться на ее фоне.
На корме гремела музыка, танцы. Заветные бутылки были откупорены, молодежь лихо отплясывала в общем кругу. Лишь Юра одиноко стоял на палубе и молча бил кулаком о белые перила. Ему было больно. К нему подбежали, потащили в круг. Махнув рукой, он подчинился.
Очертив широкую дугу, «Волга-матушка» причалила к деревянным мосткам. Пристань «Хвойный бор». Стоянка четыре часа.
Все хлынули на берег.