Крепкий орешек

Под Инстенбургом фашисты, пытаясь укрепиться, сосредоточили большие силы; надо было без особенного промедления взять и этот, хорошо защищенный пункт. Первый удар предстояло нанести с воздуха.

Экипаж Абрамова вылетел на поиски объекта. Над линией фронта его обстреляли из автоматических зенитных пушек. Абрамов, энергично и смело лавируя, вывел машину из зоны огня, но… на самолете осколками была выведена из строя рация. Экипаж оказался глухим и немым! Возвращаться нельзя! Все до минуты рассчитано, да и товарищи уже в воздухе, летят следом. Только вперед!

Абрамов решил пойти на небольшую хитрость.

— Глыбин, — крикнул он. — Нужна высотенка, хоть тысячи три, что ли…

— Понял, командир, — откликнулся бортмеханик и установил необходимый режим работы моторов.

Машина, содрогаясь от ударов ветра, полезла вверх.

На высоте 3500 метров Абрамов осмотрелся, уточнил ориентировку и убрал газ. Стало тихо. Машина почти бесшумно понеслась к земле.

— Может, гитлеровцы дремлют, не станем их будить, — пошутил Абрамов.

— Будем вежливы, — в тон ему ответил Глыбин.

На высоте 1600 метров самолет был точно над Инстенбургом. Абрамов повел его по малому кругу и без всяких пробных стал сбрасывать все имевшиеся на борту САБы. Миллионы свечей яркого света заливали город и военные объекты. Такой силы свет виден на несколько десятков километров: товарищам нетрудно будет догадаться, что Абрамов свое дело сделал и теперь приглашает их «приступить к работе».

Гитлеровцы, вероятно, и в самом деле дремали. Во всяком случае, Абрамов успел уйти далеко на юго-запад, прежде чем с земли выстрелила первая зенитка.

Несколько минут спустя, когда полк начал обрабатывать цель, Абрамов, убедившись, что все в порядке, взял курс на базу.

…Вот это и есть «подсветка» или «подсвечивание» — одна из основных обязанностей лидерной эскадрильи.

За последний год войны пилот Герой Советского Союза Петр Петрович Абрамов подсветил около 40 крупных военных объектов. А всего в войну только на Ли-2 произвел 320 боевых вылетов, из них 50 — с посадкой в глубоком вражеском тылу.

Когда сейчас, в праздничные дни, он выходит на демонстрацию, на его груди светятся шесть орденов, пять медалей и Золотая Звезда Героя Советского Союза — награда за все его боевые вылеты.

СЛЕПОЙ ПОЛЕТ

1943 год…

Начальник Н-ского управления Гражданского воздушного флота Гвоздев говорил сжато, потому что многое и без слов было понятно семи командирам кораблей, находившимся в его кабинете.

— Дела на нашем участке фронта сейчас туговаты, — говорил он. — Недостает танков… И это несмотря на то, что недалеко от нас танковый завод! Но на заводе, выражаясь языком производственников, есть пока только незавершенная продукция… Причина: нехватка шарикоподшипников. Всё.

— Где находятся шарикоподшипники? — спросил командир корабля Виктор Андреевич Васильев.

Гвоздев объяснил.

— Погода… — начальник управления хотел сказать что-то еще, но только посмотрел за окно, в белесую массу тумана, и выразительно вздохнул: — Все вы отлично летаете вслепую, но условия полета сегодня на редкость трудные…

— Трудноватые, — негромко поправил его кто-то из летчиков.

— Да-да, именно трудноватые, — охотно согласился Гвоздев. — Итак, кто рискнет?..

Все семь командиров встали. Гвоздев задумался.

— Полетим все. Чем больше самолетов, тем больше будет и груза, — предложил Васильев. — Кроме того, если что случится с кем-нибудь из нас, — долетят остальные…

— Хорошо, — кивнул Гвоздев. — Первый, кто долетит до места, поможет по радио сесть остальным. Прошу ближе к столу…

…Виктор Андреевич Васильев вылетел вторым.

Летели в густом молоке. Машину изрядно трепало. Тонкие стрелки чувствительных приборов то и дело вздрагивали и отклонялись то в одну, то в другую сторону. Приходилось судить о положении машины по их средним показаниям.

Если посмотреть на пилота, управляющего самолетом только по приборам, со стороны может показаться, что он занят пустяковым делом: смотрит на приборную доску и только. Не поддавайтесь такому впечатлению! В пилотской кабине много приборов и агрегатов. Через них моторы, самолет, даже ветер и мороз или летняя жара «рассказывают» летчику о том, что сейчас происходит вокруг него.

Увы! Это совсем не похоже на беседу воспитанных людей, в которой один говорит, а остальные слушают, и желающий высказаться дожидается удобного момента. Конечно, иногда «говорит» только один прибор, а остальные «молчат», но обычно сразу несколько разом и очень настойчиво требуют от летчика внимания и ответных действий. Кроме того, язык приборов неслышим, и пилоту приходится все время пробегать глазами приборную доску…