Крепкий орешек Джонс и нарисованный город

Лёжа на бетонной скамье в одиночестве тюремной камеры на высоте нескольких сотен метров над Нарисованным городом, она прошептала:

– Ты мне нужен, папа. Больше всего на свете мне сейчас нужна твоя помощь.

Она шмыгнула носом, повернулась к тюремному окну, за которым виднелись разноцветные брызги звёзд, и принялась слушать, как в лесных кронах танцует ветер и ритмично трепещет листва. Голова кружилась. В эту минуту Орешек готова была отдать что угодно, лишь бы мама шагнула к ней в дверь, обняла и сказала, что всё будет хорошо.

Так, погодите-ка!

Она села, будто её толкнули в бок, затаила дыхание и снова прислушалась.

– Мы на девяносто девятом этаже. Какое трепетание листвы? Деревьев такой высоты не бывает, – сказала она вслух.

Едва не упав, она встала на ноги, запрыгнула на скамью, поднялась на цыпочки и дотянулась лицом до окошка.

От увиденного встрепенулось сердце.

За окном, по другую сторону тюремной решётки, парили три калейдоскоппи. На головах у птиц был хохолок – у одной красный, у другой зелёный, у третьей золотистый. От частых взмахов их радужные крылья, удерживая огромных птиц в воздухе, сливались в многоцветное расплывчатое пятно.

– Это вы! – заулыбалась Орешек. – Это же вас я выпустила на свободу в Северном Контуре!

Птицы кивнули.

И тут произошло что-то загадочное. Птицы с красным и зелёным хохолком заглянули Орешку прямо в глаза и прощебетали несколько тактов прекрасной завораживающей мелодии, отчего Орешек почувствовала тёплое покалывание, которое разлилось по всему телу с головы до ног.

В одно мгновение всё её отчаяние улетучилось, и на смену ему пришло кое-что другое. То, чего она уже давно не испытывала.

Надежда.

Она ничего не могла объяснить, но вдруг поняла, что с папой всё хорошо. Каким-то чудом ему удалось сбежать из Спирали и укрыться в безопасном месте. Если б она только знала, где оно! Она улыбнулась калейдоскоппи.

– Это же вы помогли ему? – сказала она. – Это вы помогли ему убежать.

Птицы ничего не ответили, и только их песня, не переставая, струилась к земле и взмывала к небу. Песня наполняла сердце Орешка. Вдруг Орешек заметила, что птица с золотистым хохолком не поёт. Она что-то сжимает в клюве. Что-то ярко-жёлтое, длиной восемнадцать сантиметров.

Орешек не могла поверить своим глазам.

– Хвостик! – ахнула она.

64. Побег

Протянув между прутьев руку, Орешек осторожно взяла карандаш из клюва птицы с золотистым хохолком.

– Как мне отблагодарить вас? – спросила она.

Три птицы спели несколько тактов в совершенной трёхголосной гармонии, а после кивнули в унисон и исчезли в ночи.

Орешек смотрела им вслед с широченной улыбкой на лице. Потом она слезла со скамьи, подошла к двери камеры и прижалась ухом. Ни звука. Это шанс. Надо действовать быстро.

Взяв карандаш в левую руку, она первым делом нарисовала на двери замочную скважину. Потом, в воздухе прямо перед собой, нарисовала ключ. Подхватив ключ, она вставила его в замочную скважину, повернула и, стараясь не издавать ни звука, открыла дверь.

Она высунула голову в коридор. Никакого движения. Должно быть, ГАРПУНы-охранники побросали свои посты и ушли искать карандаш. Тот самый карандаш, который она сжимала в руке.

– Так. Орешек, сосредоточься, – сказала она сама себе.

Она вспомнила фильм, который ей показал мистер Бел, – с Роквеллом, Лялябет, Штришком и мистером М в их камерах. С его стороны это была огромная ошибка. Сказать по правде, Орешек даже поверить не могла, что он на это решился. Огромный чёрный шрифт на стене, которым обозначался номер камеры, был ясно виден в каждом кадре, и теперь вопрос состоял только в том, чтобы Орешек сумела припомнить эти номера.

Хорошей новостью было то, что все надписи начинались с «Э99», означавшей, что все они находятся на девяносто девятом этаже. Камера Роквелла оказалась к ней ближе всего: К32, от которой её отделяло лишь пять дверей. Ступая на цыпочки, она пошла по изогнутому дугой коридору и остановилась перед камерой номер 32. Потом, как и раньше, нарисовала замок и ключ и открыла дверь.

Роквелл стоял возле скамьи, слегка согнув ноги и подняв сжатые кулаки, словно приготовился к бою. Но едва он увидел Орешка, как его лицо просияло, и он тут же подбежал к ней и обнял.

– Это ты! – воскликнул он.

– Тс-с-с! – прошептала она. – Нельзя, чтобы нас услышали.

Роквелл схватил рюкзак и вышел следом за ней из камеры.

Следующим, в камере номер 21, был Штришок. Завидев Орешка и Роквелла, он принялся извиваться всем телом.

Лялябет была дальше по скруглённому коридору, в камере номер 5. Орешек запомнила этот номер, потому что он совпадал с возрастом сестрички.

– Орррррреееееешшшшшееееееек! – пискнула Лялябет, когда они ворвались к ней в камеру. – Я знала, что ты меня спасёшь.

Теперь оставалось найти только мистера М.

– Он в К1, – сказала Орешек, пока они на цыпочках шагали по коридору. – Это здесь.

Не успела она вставить нарисованный ключ в нарисованный замок, как справа, всего через несколько дверей от них, со стороны лифта раздалось: дзынь.