Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]

Откуда поступил звонок, Стюарт не услышал. Резким движением он схватил дистанционное управление и, почти не целясь, как из пистолета, выстрелил в диктора. Экран мгновенно погас, и полковник отправился в душ. У него хватало времени на это и даже на то, чтобы выпить не обжигаясь стакан кофе.

Ровно в три часа он распахнул дверь своего номера и вышел в коридор.

Стюарт шагал не оглядываясь. Да ему и не нужно было этого делать. Он точно знал, что за спиной с двух сторон бесшумно открываются двери, и его парни присоединяются к своему шефу. Восемь пар тяжелых солдатских бутс, твердо впечатываясь в ковровую дорожку, шли по длинному коридору. Не издавая ни звука, глядя прямо перед собой, с неподвижными лицами группа подошла к лифту. И только тут полковник остановился, пропуская их вперед.

Вот они — его парни, его команда, его машина, послушная каждому его слову, готовая, не раздумывая, исполнить любой его приказ, пускай даже ценой собственной жизни.

Они — профессионалы высшего класса, умеющие абсолютно все, и вопросы морали их давно уже не волнуют.

Полковнику ничего не нужно было говорить. Свою задачу каждый отлично знал, все было рассчитано до мелочей. Механизм запущен.

Они вошли в кабину лифта и застыли, плотно прижавшись друг к другу. Молодые, крепкие, уверенные в своей правоте н гордые величием поставленной перед ними задачи.

…До начала операции осталось четверть часа.

Когда они подъехали к аэропорту, тот поразил их обилием огней. Казалось, рождественское сияние окутало всю землю.

Так же молча семь человек вышли из пикапа и разделились на две группы. Трое — Джонни Амон, Денис Фанк и Вильям Скотт — направились в аппаратный зал.

Остальные во главе с полковником — в центральный терминал. Двое проследовали дальше.

Тысячи людей заполняли аэропорт Далласа в эту ночь, и у каждого были свои проблемы. Гул взлетающих и прибывающих самолетов, не прекращавшийся вне здания, здесь был почти не слышен. Из репродуктора доносилась какая-то музыка, слышался смех, разговоры. Толпа то и дело сменялась у табло отправления и прибытия. В воздухе висела радостная атмосфера ожидания.

Полковник Стюарт шел прямо сквозь толпу, ни на ком не задерживая взгляд. Следом за ним спешил Гарри Краун, п&убоглазый стриженый блондин с большой головой, коротким носом и квадратной выдвинутой челюстью. Его длинные, свисающие почти до колен руки делали Гарри похожим на огромную обезьяну, которая преданно вышагивала за своим хозяином. Правая рука была «на всякий случай» засунута в карман синей куртки, а левая старалась оградить полковника от нежелательных столкновений. И все же он не углядел. Высокий пижон с глупой улыбкой на физиономии, размечтавшись, наверное, о рождественской ночи, таки налетел на мистера Стюарта. Гарри вздрогнул и крепче сжал револьвер.

— Извините, — вовремя извинился раззява и уставился на полковника, продолжая улыбаться. — Почему Ваше лицо мне так знакомо?

Джон Отошел от автомата и отправился к табло прибытия, проверить, ничего ли не изменилось. О, черт! Он смотрел поверх голов на светящиеся буквы и налетел на импозантного блондина в шикарном пальто, за которым следовала какая-то горилла, очевидно, телохранитель.

— Извините…

Ему вдруг показалось, что этого человека он давно и хорошо знает.

— Вы не знаете, почему ваше лицо мне так знакомо?

— Я выступал по телевизору… — блондин улыбнулся, как оскалился.

— Да? И вы тоже?

Мужчина пожал плечами и отправился дальше, но пройдя несколько метров, остановился и задумчиво посмотрел на Джона. Ему показалось, что он тоже видел этого человека, правда, не мог вспомнить где.

Если бы полковник вспомнил, он вряд ли оставался бы так же спокоен.

* * *

Белая протестантская церквушка пристроилась среди деревьев в пяти минутах езды от аэропорта. Сегодня деревья были одеты пушистым снегом, и она выглядела нарядной невестой в подвенечном платье на фоне темносинего неба, окруженная пушистыми букетами.

Херби Ройс, пожилой сторож шестидесяти двух лет, пристроился в глубоком кресле в правом притворе и с удовольствием потягивал чай с вишневым вареньем. Седые волосы его растрепались и свисали на багровый лоб, покрытый бисером пота. Видавшая виды клетчатая теплая рубаха была расстегнута у ворота, и из него торчала морщинистая шея. Густые седые брови нависали на выцветшие глаза, на которые когда-то заглядывались прихожанки. Он отдыхал.

Пятьдесят два года Херби Ройс провел под сводами этого храма. Вначале мальчиком-служкой, потом помогал в уборке, и когда потерял жену, и вовсе стал проводить все свое время здесь. Собственно, идти ему все равно было некуда. Теперь церковь собирались закрыть, а он сторожил, сам не понимая что, решив остаться в своем прибежище до конца. Ему нравилось аскетичное убранство храма. Голые высокие стены и скамьи для прихожан, казалось, больше подходили для общения с Богом, чем пышность православной церкви. Здесь во всем чувствовался покой и умиротворение.

На столике стоял телевизор, и мистер Ройс напряженно вслушивался в речь диктора.