Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого

Если от тебя уходят в бизнес солисты, проработавшие в коллективе столько лет, если ты в который раз вынужден доказывать себе и соратникам, что следуешь верным маршрутом (как уже приходилось делать в момент расставания с «Джойнтом», при «подавлении бунта» или разделении хора на две части), нужно быть действительно крепким и психологически устойчивым, чтобы не махнуть на все рукой и не согласиться на что-то попроще и понадежнее. Турецкий, однако, гнул свою линию и «получил то, чего хотел». Мэр Лужков заметил «яркий, молодой коллектив с большим потенциалом», выслушал положительные рекомендации Кобзона и «обратил внимание московского департамента культуры» на проект Турецкого. Вскоре еврейскому хору присвоили статус «муниципального учреждения». «После чего нам выделили какое-то помещение под репетиционную базу, куда, правда, нельзя было въехать по причине его непригодности, — говорит Михаил. — Через несколько лет дали взамен другое, но тоже в аварийном состоянии, и мы до сих пор ждем денег на ремонт». Информационное агентство «Интерфакс», ссылаясь на «источник в городской администрации», в свое время сообщило об этом так: «Распоряжением мэра Москвы Юрия Лужкова мужскому камерному еврейскому хору под управлением Михаила Турецкого переданы в безвозмездное пользование сроком на 25 лет два строения по адресу: проспект Мира, 25 общей площадью около 2 тыс. кв. метров».

И действительно на проспекте Мира жизнь «холдинга Турецкого» тоже сейчас частично происходит. Там, например, обитает проект «Сопрано 10». Но все же база хора и его офис, по-прежнему, расположены в другом, не совсем профильном месте. «15 лет прошло, а мы все равно сидим в здании типографии „Наука“, — сетует Турецкий, — куда нас „из любви к искусству“ пустил Акрам Джапарович Бобрович, когда мы были, по сути, никем. Но ему понравилось, кем мы стали. Сегодня мы здесь культовые люди. Но в „Науке“ нам не очень неудобно. Во-первых, приходится делить здешний актовый зал, где у нас проходят репетиции, с разными конференциями. Во-вторых, в нашем офисе все сотрудники уже нормально не размещаются, там негде даже сесть, спокойно поговорить…»

На излете 1990-х данный офис, где еще не обитало столько народа, взялся благоустраивать вернувшийся в хор Тулинов. Он, как и Кульмис, покинул коллектив в 1997-м только после турне с Кобзоном. «Я лет шесть совмещал участие в хоре с ремонтным бизнесом, — говорит Евгений. — А тут накопились деловые обязательства, разные личные потребности, возникла необходимость сидеть в офисе фирмы, и я ушел. Сразу после тура с Кобзоном у хора ведь еще никаких интересных предложений не появилось. Да, и не казалось мне, что таким образом мы прорвались на эстраду, сделали себе пиар. Что мы там с Кобзоном пели? Пять-шесть песен в конце первого отделения, и потом в ресторан. И окружение тоже было спорное: хор МВД и т. п. Возможно, для выхода на поп-пространство это даже антипиар…

Хотя, когда я вернулся, „Хор Турецкого“ уже четко ориентировался на эстраду. Попсовые аранжировки делали, записывали „минусовки“, исполняли все больше шлягеров. Я тогда придумал в коллективе градацию на „фрукты“ и „овощи“. Последними являлись мы с Кульмисом, повторно пришедшие в хор, „фруктами“ — все остальные. Такое деление у нас и сейчас бытует».

Возвращение Тулинова и его «овощного» собрата Кульмиса можно считать еще одной точкой отсчета в летописи «Хора Турецкого». После них уже никто из солистов не покидал данный коллектив исключительно по материальным причинам, в надежде найти вне хора более достойный заработок. Другие резоны для ухода у отдельных участников проекта еще иногда находились. Взять хотя бы Валентина Суходольца, сосредоточившегося на сольной карьере, или Артура Кейша, посвятившего себя хмельному гедонизму. Но чтобы кто-то усомнился в гарантированной успешности брэнда Турецкого, такого больше не случалось.

«И после моего ухода мы с Мишей периодически общались, — рассказывает Кульмис. — А в 1999-м он мне как-то позвонил и сказал: „Жек, у тебя есть опыт офисной работы.

А мне нужен администратор. Возвращайся. И петь будешь заодно“. В тот период начался поворот хора в шоу-бизнес, мне, как человеку с классическим образованием, этот крен не очень импонировал. Но я оправдывался так: какая, в сущности, разница — главное, что мы продолжаем заниматься музыкой, а не чем-то другим. Большинство моих институтских знакомых давно сменили профессию. А я, и работая в „Трех толстяках“, оставался в душе музыкантом и, когда Турецкий вновь меня позвал, с удовольствием вернулся».