Крепость

На следующий день чуть свет появился новый хозяин сена. Пришел пешком, притащив за собой на вожжах здоровенный короб, поставленный на охотничьи лыжи. Навалили в короб с верхом, увязали веревкой, Сталёк впрягся спереди, Валерик, воткнув вилы в кладь сена, толкал сзади. Тронулись, потащили. Рей, возбужденно тявкая, бросился за ними, Валерик пнул его валенком, щенок покатился кубарем по насту, вскочил, отряхнулся и встал в сторонке, провожал их уже молча, наученный горьким опытом.

– Силу взял, а в голове пока пусто, – прокомментировала Лена.

Мальцов свистнул песику, постучал ложкой по миске. Рей тут же кинулся в дом, этот сигнал он усвоил одним из первых. Дрожал от нетерпения, пока Мальцов накладывал остуженный суп с макаронами, но нос в миску не совал, знал, что можно и ложкой по носу получить, затвердил предыдущие уроки. Поев, тут же запросился на волю, скреб дверь, скулил, пришлось выпустить его на улицу.

В детстве Мальцов вот так же прибегал на обед, быстро споласкивал руки под умывальником, спешил к столу. Но мать всегда проверяла ладони.

– С мылом мыл?

– Угу.

– Понятно. Теперь пойди и вымой с мылом, – говорила она очень строгим голосом.

Приходилось возвращаться к рукомойнику, тщательно мыть руки уже с мылом, зная, что после будет еще одна контрольная проверка. Быстро съедал обед и опять уносился гулять, удержать его дома было невозможно. Мать всегда ворчала, отец, если оказывался рядом, ее успокаивал:

– Мальчишка, что с него взять? Вырастет – образумится.

Вырос и образумился. Теперь вот воспитывал Рея, потому что собственную дочь воспитывать вряд ли дадут. Скорее сел к столу, работа прогоняла дурные мысли.

Через какое-то время заглянула Лена.

– Сталёк назад прихромал, ногу он как бы подвернул, палочку сломил, чисто инвалид, идет – ойкает. Нет, не станет Сталёк горбатиться, выходит, он Валерика обставил.

– Может, правда подвернул?

– Как же, жди, не в первый раз такой фортель выкидывает.

– И что Валерик?

– Добрал остатнее, чуть меньше, чем первый воз, вышло, сам попер, он жилистый. Корова без сена сдохнет.

– Ну и Сталёк! Обставил, значит?

– Не радуйся особо, Валерик трижды отыграется, так у них и идет, в привычку уже вошло.

– Извини, Лена, слышать о них не хочу.

– Я что, повеселить зашла.

Повеселила. Уставился в окно, в набирающее черноту небо, на глазурованное поле с едва промятой тропкой посредине. Ветер гнал по насту снежную крупу, следы от лыж на улице почти замело. Мальцов представил себе, как Валерик один тащит воз сена сквозь метель, ползет в горушку, пробивается сквозь наметенные сугробы. Адский, нечеловеческий труд, зачастую на пределе человеческих сил – вот на чем держалось это отмирающее сообщество людей, немедленно вернувшихся к старинному образу жизни: купить бэушный трактор или грузовик было им не по зубам или по извечной скупости не приходило в голову. Ему противостоял другой взгляд на мир – полный пофигизм, как у Всеволи или Сталька. Первые боролись с жизнью, вторые со смертью, конец в результате был одинаков – погост принимал всех без разбора.

Небо за окном слилось с землей, старый дом скрипел, принимая удары шквалов деревянной грудью. Затопил лежанку и тут только вспомнил, что не запускал щенка с улицы назад. Нацепил ватник, шапку, накрутил шарф, надел рукавицы, валенки, взял фонарь. Выскочил на улицу.

Ветер валил с ног, голос тонул в его вое. Поначалу надеялся, что песик спрятался на крыльце, но там было пусто. Пробился к бане, увязая по пояс в снегу: Рей, бывало, пристраивался на открытой терраске, но не нашел и там. Рванул на улицу, прошел метров триста по заметенной дороге – никаких следов, исчезла даже лыжня, от сугроба к сугробу змеились холодные языки снега. Заглянул к Стальку – тот спал на кровати в валенках и ватнике, пьяный в дым, телевизор орал на полную громкость. В собачьей будке, свернувшись клубком, дремала Ветка. Она приоткрыла глаза, посмотрела на него с изумлением: только сумасшедший мог сейчас шататься по улице. Зашел к Лене – та тоже не видела Рея с утра.

– Уляжется непогода, завтра пойдешь искать. Может, увязался за санями в Котово, с него станется.

Рыская на холодном ветру, Мальцов сильно вспотел. Вернулся домой, стянул мокрую одежду, переоделся, выпил горячего чаю с медом, забрался в кровать. Голова раскалывалась. Одеяло не согревало, его знобило, пришлось укрыться вторым, похоже таки, его здорово просквозило.