Читаем Крепость полностью

А внутри говорю: Поцелуй меня в задницу, господин майор. Все же, мы не на прогулку выеха-ли, господин майор! И все эти Ваши дела полное говно, господин майор.

Бартль должен знать, что я планирую: Идея поставить нас во главе колонны, хороша. Там мы сможем, пока весь блеф не откроется, получить фору, чтобы успеть взять ноги в руки – думаю, минут десять чистого выигрыша. Нырнем в лощину и затаимся – как мы это умеем. «Кучер» тоже должен знать, что произошло. Смущает только одно: Как это сказать моему «сынишке»?

- Здесь своего рода игольное ушко, – объясняю им. – Там, за дорогой, стоят янки, справа от нее – террористы, мы никак не можем уйти с этого шоссе. А теперь еще эти парни хотят нас здесь к себе прибрать.

«Кучер» пристально и недоверчиво смотрит на меня и говорит:

- Не может быть, господин обер-лейтенант!

- Короче, мы уже сейчас должны занять нашу позицию. А затем вперед и с песней!

Бартль напевает:

- Розы, тюльпаны и нарциссы, вся жизнь сплошная... мечта.

Вполголоса, чтобы никто снаружи не услышал, говорю Бартлю:

- Один мудрец сказал когда-то: «Остынь парниша и веди себя потише».

Бартль молчит.

- Да, Бартль, Вашими изречениями я уже сыт по горло.

Мы занимаем нашу позицию.

Я перелистываю карту дорог, затем вновь складываю ее. Пять минут спустя опять раскрываю карту. Хорошо, что при этом никто не смотрит на меня: Господи, да этот парень нервничает, могли бы они подумать. Среди разнообразных линий, которые сам нарисовал на карте, я уже больше ничего не понимаю.

Почти вплотную к нам стоит большой, воинственно выглядящий грузовик. В нем вполне должно было бы хватить места и для части нашего груза... Но «шнуропогонники» исчезли. Они проводят большое вече.

Подхожу к водителю и объясняю ему ситуацию. Парень смотрит на меня с таким ошарашен-ным видом, как будто он должен застрелиться сразу и на моих глазах.

Из его заиканий разбираю, что экипаж его драндулета состоит из высокопоставленных врачей.

- Генералов медицинской службы и подобных...

Вот зараза! Так много изысканности на одном пятачке. И куда же мчат эти господа, интересу-юсь у водителя.

- В Париж, господин лейтенант, а затем дальше, в зависимости от ситуации...

- Чудненько! – благодарю за справку, и тут же замечаю, как эти четыре выпендрежника, в сапо-гах для верховой езды и галифе, приближаются к нам.

- Ладно. Посмотрим все же..., – говорю про себя.

Я иду им на встречу, делаю шаг в сторону, салютую полунебрежно и излагаю свою просьбу, а сверх того и ее обоснование, исходя из того, что наши шины слишком спущены для такой большой почты. Выслушав меня, один, самый толстый пижон, произносит:

- Наш ответ «нет», господин лейтенант!

И другие вторят ему:

- Это немыслимо!

- Мы же не полевая почта.

- А что необходимо сделать с шинами?

Ах вы, чертовы ослы! говорю шепотом.

- Мы должны пытаться растянуть наш запас дров, – убеждаю Бартля.

- Как это, господин обер-лейтенант? – спрашивает тот ошарашено.

- Думаю, надо все древесные остатки, что здесь повсюду валяются, порубить и измельчить – все, что может нам сгодиться, чтобы не тратить наш запас...

- Практика выше голой теории, – бормочет Бартль дружеским тоном.

- Ну, так и начинайте с практики!

Постепенно зарево пожарища над Blois становится более разноцветным и в нем, на фоне неба, выделяются мощные красные и оранжевые тона: Еще час, прикидываю про себя, и наступит полная темнота.

Когда вскоре темнеет, мой взгляд падает на лицо, отливающее от далекого пожара, вздраги-вающей краснотой: Разорванный и от этого более широкий, дергающийся рот. Вытянутые губы, светлые зубы, лихорадочно блестящие глаза. Испугано отступаю перед этими рябым гримасничающим лицом. И только тут понимаю, что судорожно вздрагивающий всем телом домовой – это наш «кучер». В своем первобытном восхищении он не замечает, что я пристально смотрю на него.

Пироман! осеняет меня. Впервые в моей жизни я вижу живого пиромана. Наш «кучер» – сам черт из преисподней!

Бартль и в самом деле освежил наш запас дров, и «ковчег» стоит наготове. Теперь мы должны двигать вперед.

Однако я не хочу ничем рисковать и поэтому прохожу по выезду и первую сотню метров шос-се. Был бы полный пипец, если бы там что-нибудь лежало поперек.

Кажется «кучер» снова успокоился. Вероятно, это зависит также и от того, что красные языки пламени поднимаются теперь не так высоко, словно большой пожар в Blois хотел взять паузу.

Инструктирую «кучера» таким безразличным голосом, будто не смотрел за ним в его восхище-нии пожарищем:

- Совершенно медленно и по возможности тихо ехать – без света фар, конечно. Выезд из карье-ра Вы можете отчетливо видеть из «ковчега» на фоне неба. Ни в коем случае не останавливать-ся, даже если очень приспичит. Итак, только прямо...

То, что так много транспортных средств не сразу поворачивают после выхода на шоссе и теперь должны нас догонять, а это вызывает дикий шум и грохот, радует мое сердце.

Тычу «кучера» в бок и одновременно ору ему в ухо:

- Как только окажусь наверху – двигаем вперед!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары