Крепость

Пока Старик переводит дух, вижу словно наяву: 7 подлодок, которые словно голодные поросята рыщут в поисках своей мамки и не находят ее. Эта картина так напрягает меня, что я крепко моргаю веками, чтобы прогнать это видение.

Но тут Старик начинает вновь, чем и отвлекает меня:

— Судя по всему, это не результат взлома наших кодов или тайного предательства, а совершенно новое в разведке противника, нам доселе неизвестное. Подлодки, которые сутками не получали и не передавали радиограмм, абсолютно точно обнаруживались и уничтожались. Подлодки, о которых нам известно лишь по последним радиограммам, где, как и когда они погибли.

— Может это были радары координатных судов?

— Это правильный вопрос. Уверен, что во многих случаях, в игре были задействованы радары для определения координат наших лодок. Данные по потерям подлодок были обобщены, и у командования появился новый опыт, и эти же наблюдения позволили нам догадаться о новом вооружении врага. Подлодки, которые выходили на максимальную дистанцию видимости транспортного конвоя, и когда их никак нельзя было разглядеть ни с конвойных, ни с транспортных кораблей или кораблей охранения, вдруг обнаруживались и подвергались атаке с расстояния, которое доступно только радарам — то есть более 30 морских миль!

— Как же это узнать?

Старик машет рукой: он не хочет прерываться.

— Наши господа враги, должно быть, достигли значительных успехов в пеленговании наших лодок. Только так. По-другому не могу объяснить такого разрушительного их успеха, — Помолчав, продолжает, — Большой урон нам наносят РЛС — поскольку они быстро и бесконтактно, обнаруживают наши лодки. Не только наши, но также и вражеские конструкторы и техники знают, что наши отличные анти-радары дают собственное излучение. Как мы находим коров по звуку изх колокольчиков, так и наши подлодки издают в движении свои сигналы.

Старик вновь умолкает. Летят минуты, а затем, внимательно посмотрев на меня, он говорит:

— Запиши-ка все это поточнее. Позднее вряд ли кто об этом подумает. Предвижу, как однажды это будет называться: «На войне непобежденный!» Имею в виду вот что: аналог всему сказанному лишь ложь, относящаяся к морю. И никто не удосужится раскопать, кто были все те нули, что окунули нас в это дерьмо.

Тут Старик замечает, что его трубка погасла. Он откладывает ее в сторону и пытается добыть из карманов табачную труху.

Раскуривши трубку, Старик встает и упирается взглядом в карту, словно пытаясь получить разгадку из всех этих обведенных красным и желтым пятен и голубых и белых точек.

Вдруг он весело произносит: «Хастингс!» А поскольку я смотрю на него с дурацким видом непонимания, он поясняет: «Вот здесь располагается Хастингс. Черт, здесь было это “ложное отступление”. Уже 900 лет назад появились те, кто тщательно и кропотливо записывал военные события и все происходившее для потомков».

И я вспоминаю: гобелен из Байо! Рассматривая его, Старик сделал открытие, о котором и говорит с такой радостью. Палец Старика тычет в точку на карте: хронисты, или сегодняшние военные корреспонденты, расскажут нам о Хастингсе!

— А как все было-то? Кто может сказать об этом событии без хронистов-военкоров? — саркастически замечаю в ответ.

Теперь мяч у Старика, пусть им жонглирует, но рожа его вдруг светлеет:

— Мне вдруг представилось, что весь военный театр с его боевыми «играми», создан лишь для того, чтобы господа пиарщики из роты пропаганды могли хоть о чем-то писать, чтобы было о чем вещать миру газетам и радио.

В ответ просто передергиваю плечами.

— Кстати, убогий лексикон твоих соратников по перу уже достал меня! — вдруг ругается Старик.

Какая муха его укусила? Чего это он вдруг так взъерепенился? А Старик даже и не думает объясняться.

На следующее утро, после принятых по радио паролей и присущей концу войны болтовни, на меня обрушивается в кабинете Старика целый шквал: «Вера в гений Фюрера опять побеждает! Не могу больше выносить все это!» — подковыриваю Старика. — «Народ, который так верит как немецкий, Бог не может предать! Назовем это так. И черт тебя подери, ты опять слушаешь и не слышишь!»

Вес это произносится не агрессивно, но и не напыщенно. Однако и без легкости в голосе. Старик просто сидит и на лице его не дрогнет ни один мускул, нет и усмешки на губах.

Смутившись, не знаю, что сказать. Хочет ли Старик своим видом показать мне, что он целиком захвачен услышанным по радио?

А он добавляет:

— В своей заносчивости ты забыл все то положительное, что все еще работает. К примеру Бункера — Ангары. А как их строили — одному Богу известно!

— Если не ошибаюсь, их построили еще в 1941 году!

— В 1941 Бункера были готовы в Lorient и La Pallice, а вот в Бресте и Сен-Назере — в середине 1942, а в Бордо еще позже…. Потому и воспринимаю строительство таких Бункеров как чудо.

Кажется, Старик приложил максимум усилий, чтобы вывести меня из себя. А он более бодро продолжает: