Крепость

Голос звучит плаксиво. У этого несчастного, наверное, есть и жена и дети и никаких новостей от них за последние недели, а потому он и настроен так желчно. Кто бы сомневался! При ближайшем рассмотрении, мы все здесь сошли с ума — при всей нашей храбрости. Наше безумие тщательно замаскировано. Но то и дело оно прорывается наружу. Я должен придти на выручку человеку, который все сам здесь разрушает. Но как? Я же не могу просто схватить его за руку и утащить. В Военно-морском училище нам устраивали религиозную службу в главной столовой — особенно для католиков и для таких, как этот боцман. Ему срочно нужен спасательный круг для успокоения души. Волосы у него свисают запутанными прядями на лоб, спутанными и слипшимися от пота. Вот он сжал губы так сильно, что на щеках образовались ямочки. Ради бога, он же не собирается плакать? Постоянно встречаю таких тридцатилетних носителей портупеи, у которых происходит нервный срыв. Семейные дураки ловят его в первую очередь. Проклинаю свою наблюдательность художника: Наблюдаю мимику боцмана, как если бы это был научный эксперимент. Вот у него напряглись сухожилия шеи, уголки рта оттягиваются глубоко вниз. Это лицо я уже раньше видел! — но где? Закрываю на мгновение глаза, чтобы в тот же миг увидеть: черный льняной переплет книги «Пятьсот автопортретов», издательство Phaidon, Вена. В конце книги две скульптуры: «Мрачный, угрюмый человек» и «Опечаленный». Период Барокко. 1770-е годы: подозреваю, в это время и был написан ряд автопортретов Францем Ксавером Мессершмидтом — то же имя, как и у нашего истребителя. Все это проносится в моей голове, и еще воспоминания, где я купил книгу: В магазине Тица в Хемнице, в этом прекрасном книжном отделе с перегруженными книгами стендами. Мне было лет восемнадцать и все доходы от частных уроков, которые я давал бестолковым пяти- и шестиклассникам местной гимназии, я относил Тицу. Расставив перед собой по кругу рюмки с коньяком, смотрю на происходящее вокруг, как на сумасшедший карнавал: Удовольствие для morituri. Подводники Любаха с видом специалистов разглагольствуют о достоинствах двух проституток. Судя по их лицам, они предпочли бы оказаться сейчас, скорее, в борделе, чем на такой грустной вечеринке. В публичном доме и потрахаться и выпить культурно можно, а не глушить стаканы со шнапсом черт-те где! Дочень? Где бы мне найти здесь «дочень»? Здесь? Потому что, прислушавшись, узнаю, что сахарная свекла в Саксонии, называется «дочь». До меня доносится:

— Франц влюбился в проститутку.

— Да брось трепаться!

— Так и есть. Для него она просто Мадонна. Молодуха какая-то. Я ее видел: черненькая, с очень хорошенькой фигуркой.

— Ну-ну, давай, не тяни!

— Случилось это так: один раз он ее оставил без оплаты, и с тех пор прилип к ней как муха к меду. Она его полностью в себя втюрила. И теперь он хочет ее сохранить во чтобы то ни стало. Слетел полностью с катушек… Хоть бы крыша не поехала.

— Тут ничего не поделаешь.

— Не-а. Остается только ждать.

— Думаю, придет в себя все-таки.

— Я не знаю, но у него точно крышу снесло.

Это не первый рассказ в стиле Ромео и Джульетты из истории публичного дома, что доходит до моих ушей. В целом, все бордели — это одно страшное недоразумение. Сразу же спрашиваю себя: Насколько велики — или, скорее сказать, насколько малы — теперь у нас у всех, шансы на возвращение? Конечный счет прописан на английских листовках, что сбрасывают нам ежедневно с самолетов. Я стараюсь выкинуть из головы эти грустные мысли.

— Всю эту чепуху, кроме Бога, мог бы нам только Командующий Военно-морским флотом доложить, — гремит офицер-подводник, сидящий с другим офицером за столиком недалеко от толпы моряков.

— Мы здесь не в цирке! Мы не должны прыгать через обруч, кто бы ни выскочил с кнутом на арену! К чему все эти призывы к порке?

— Вот это-то я и хотел бы сказать вслух! Да в нужном бы месте!

— Уж я это сделаю, можешь поверить! Не могу предложить моим парням всю эту ерунду! Иначе это будет чистой воды Ночь длинных ножей!

— Чистой воды мальчишеская дурь для сопливых! Мы не идиоты!

— На некоторых это, кажется, еще воздействует.

— Должно быть, на тех смешных парней, которые хотят от этого что-то получить. Благодарю!

За этими двумя, которые тут так увлеченно треплют языками, кажется никто больше, кроме меня, не наблюдает… Встрепанный старший механик садится за рояль, дает несколько аккордов, склоняет голову, словно прислушиваясь, и поет:

— Не вешай нос / И будет тебе счастье! / А если все пойдет не так / то мы не проиграем по любому!

Старик разместился непосредственно рядом с пианино. Его лицо сияет, как только что начищенная рында. В следующий миг он подходит ко мне и говорит:

— Удачно и очень красиво поет, не так ли? Светлая голова, он все сделал сам!

Все выглядит так, словно стая птиц значительно поуменьшилась. Курочки и голубки исчезли в комнатах верхних этажей… Позади меня, кто-то тянет мелодию на губной гармошке и поет с тремоло:

— Позволь испить воды из твоей ванны/ Позволь тебя в сухое полотенце завернуть / Позволь мне стать твоим спасителем..!