Крепость

Да здравствует наш Фюрер Адольф Гитлер!

Снова и снова в голосе гросс-адмирала проскальзывают истеричные нотки голоса с пеной у рта. Я украдкой смотрю на окружающие меня лица, но не вижу никакого движения. В следующий миг мне уже не нужно ничего более как воздуха! Свежего воздуха! Когда я бездумно несу ноги к Бартлю, встречаю во дворе зубного врача.

— Вы идете в клуб? — спрашиваю так беспристрастно насколько возможно.

— Нет! — бросает он резко. При этом голос его звучит странным басом.

Поскольку зубной врач не двигается, я пытаюсь всмотреться в его лицо. Несмотря на тень от козырька его фуражки, вижу, насколько он бледен. Уголки рта подрагивают, чего раньше я не видел. Зубной врач делает шаг в сторону от меня, затем внезапно снова останавливается и пристально вглядывается в меня. У него не все дома! думаю про себя.

— Пойдете со мной к плавательному бассейну? — интересуется он.

— Да.

Не прошли мы и двадцати метров, как из него вырывается:

— Теперь вновь заработают гильотины. Башку долой! Следующий господин, пожалуйста… Злоба воцарится снова. Но, по крайней мере, можно надеяться, что некоторые хоть теперь заметят, что происходит.

Гильотина? — мелькает мысль. Гильотина для офицеров?

— В Берлине чёрт знает что, конечно, творится, там Вы можете и яд принять.

Гильотина, яд… Мне становится холодно между лопаток.

— Это было ошибкой! — Своей внезапной резкостью зубной врач пугает меня. Мы спускаемся по гравиевой дорожке к бассейну. Я могу быть спокоен: Здесь нас никто не слышит. И, вероятно, никто не увидит: нигде никого.

Голос зубного врача звучит сурово, прерывисто:

— Либо правильно, либо нет! Однако это не должно было произойти. Теперь все станет еще хуже! Теперь они получили еще одну возможность! — Мы скоро увидим это: Теперь они примут более решительные, жестокие меры.

Так как зубной врач больше ничего не говорит, мои мысли возвращаются к Старику. «Дерьмовое дело!» слетает у меня невольно с губ. Зубной врач останавливается, и я тоже. Мы пристально и безмолвно смотрим друг на друга довольно долго, затем зубной врач, наконец, говорит:

— Старик хитер! — Но теперь он должен быть дьявольски внимателен. На каждом шагу. У нас здесь есть несколько людей — двое, по меньшей мере — которым я не доверяю.

— Я знаю еще кого-то, который должен быть максимально внимателен, — говорю вполголоса.

— Вы, не меня ли подразумеваете? — спрашивает зубной врач и при этом в голосе снова слышны его старые циничные нотки.

Вместо того чтобы отвечать, я только поднимаю плечи, как будто у меня спина чешется.

— Была малява?

— Да.

— Благодарю! — цедит зубной врач, пугает меня внезапным разворотом, и прежде чем я могу сказать хоть что-то, он исчезает.

Столовая и клуб быстро пустеют после ужина. Никто не хочет вымолвить неосторожное слово! Все избегают друг друга. Такое впечатление, будто подкралась опасная болезнь, угрожающая заражением. Ночью я долго лежу и не могу уснуть, снова и снова пытаясь извинить Старика: Раньше никогда не слышал из его уст нацистские лозунги, но сегодня он был вынужден говорить именно так. Зубной врач прав. Спрашиваю себя: Должен ли он был действительно говорить все это? Старик снова озадачил меня… Как вообще может человек играть роль командира флотилии с переполняющим его конфликтом внутри самого себя? Внезапно на меня снова обрушивается воспоминание о той нехорошей истории с торговцем сигар, о которой Старик мне как-то давно признался. Но с какой стати? Хотел ли он тогда просто упрекнуть себя, например или он хотел оправдаться перед собой? У него не было причины оправдываться передо мной. Я совсем ничего не знал до того как он начал рассказывать о той истории. То, что мне уже было дозволено узнать так это то, что Старик во время своего отпуска во что-то вляпался. Но это тоже не то. Я ему тогда ясно показал, что хотел узнать как там дома в Бремене. Тогда-то я и узнал все, что ему не понравилось: например, что он вынужден был пройти с любовницей «по всем магазинам». «И чтобы при этом всегда на шее висел орден»! Разодетый в пух и прах Старик должен был трусить рядом с ней, чтобы у мясника ему положили на весы чуть больше и то тут, то там выскакивало какая-нибудь льгота. Еще она таскала его в различные учреждения, чтобы извлечь пользу из демонстрации его ордена Железного креста… Даме приходилось повсюду предъявлять своего моряка-героя, словно охотничью добычу.