Крепость

Ответы Старика на мои вечные расспросы больше не так кратки, как были недавно или дают информации больше, чем в первые дни. Со временем они стали точнее и более детальными — медленно, но верно. Старик больше не уклоняется от моих расспросов и иногда показывает, что он действительно думает. Однако могу ли я быть в этом совершенно уверен? Привокзальная площадь буквально забита беглецами из пригорода. Среди высоконагруженных колымаг различаю двухколесные тачки, реквизированные у крестьян. Там же серые, перекособоченные фургоны, в большинстве своем газогенераторы на древесном сырье, раздолбанные будто фургоны ярмарочных торговцев. Среди людей в форме много гражданских лиц. Интересно, они же все не могут быть немецкими гражданскими служащими? Разве что коллаборационистами, для которых теперь удачный побег — это вопрос жизни и смерти? С того места, где я стою, всматриваюсь в направлении узкого входа на рейд: Там снова висят они — аэростаты заграждения: неуклюжие серые небесные рыбы в холодной кобальтовой сини! Проходя мимо пока еще целой зеркальной витрины внезапно вижу свое отражение и мне требуется несколько долгих секунд чтобы увериться, что этот нагловатый, блестящий как пятак Аника-воин — действительно я: Форма цвета хаки, кобура с пистолетом, мягкая кепи с козырьком, как у парней из африканского корпуса. Однако я легко могу извинить себя за такой прикид: Для формы цвета морской волны из тонкого ультрамарина слишком трудные времена! Наблюдаю разгрузку грузовика за оцеплением любопытствующих морских пехотинцев: Пишущие машинки, ящики с бумагами, даже корзины для бумаги и связка гардинных штанг. Взволнованные, проклинающие все и вся, с раскрасневшимися лицами между ящиками и узлами носятся офицеры.

— Все сжечь! — орет один из них.

— Только спирт сначала слейте! — кричат из оцепления.

От Старика мне известно: Такие вот, прибывающие на грузовиках полевой комендатуры «спецы», требуют себе с наглым высокомерием «отменные» квартиры. Они действуют так, словно здесь у них должен быть обеспечен привычный им режим регистрации и ведения дел. У гаража Ситроена начали рыть окопы. К вечеру бойцы, занятые рытьем окопов, возвращаются пешком во флотилию. В какое дикое и запущенное состояние они пришли уже спустя всего несколько дней! Напоминают скорее не солдат, а ополченцев, не имеющих единой формы: На некоторых серые комбинезоны, на других полевая форма защитного цвета, и только на немногих цвета морской волны. Даже форма цвета хаки и та есть. Солдаты морской пехоты, несущие службу часовых выглядят, напротив, в своей портупее с висящим штыком чрезмерно воинственно. К чему могут быть применены, например, их штыки? Они же только косо оттягивают портупею. И эти нелепые противогазы… Большинство бойцов засучили брюки на морской манер, другие засунули их в сапоги с коротким голенищем.

— Янки уже удрали, — слышу голос одного морпеха. Он, кажется прав: Дело уже не выглядит так, будто янки уже завтра приблизятся к нашему порогу.

— Ну, им еще потребуется какое-то время, — отвечает другой, — мы же пока не убегаем от них.

— Так примитивно я себе это никак не представил, — бормочет Старик. — Никаких следов нашей разведки.

— Знаешь, как я себя чувствую?

— Как же?

— Как жертва какого-то слабоумия.

— «Добыча ловца не ждет, а ловец ее поджидает», — как говорится — Маразм крепчает!

— Я слишком забочусь о «добыче», в своем лице.

— Ну и как же ты пришел к такому выводу именно теперь?

— На днях встретил пехотинца — унтер-офицера — он только что прибыл сюда…

— И что?

— Он прибыл сюда со своим подразделением из Quimper.

Старик, словно мешком ударенный тупо спрашивает опять:

— Ну и что?

— А то, что подразделения из пригородов Бреста собираются в нем, это ясно как день Божий, для ожидаемой защиты крепости, вот что я уловил, но до Quimper еще добрых 90 километров. И все же, я спрашиваю себя, почему не перебрасывают войска там, в направлении Парижа, а вместо этого бросают сюда, в мешок?

Старик, похоже, задумался. Однако вскоре только и произносит:

— Ты снова забиваешь себе голову вопросами войскового управления…

— Или, может быть, вопросами вождизма?

Старик делает вид, что ничего не слышал.