Париж, насколько могу теперь судить, не будет атакован Союзниками. Париж кажется мне потому спасительным островком в царящем кавардаке.
По краям дороги рядами стоят выгоревшие машины. В одном месте совершенно деформированные шасси трех или четырех грузовиков образуют беспорядочный спекшийся клубок.
Еще раз приказываю моему подразделению:
— Сразу же скрыться в кусты, как только забарабаню по крыше! Быстро смыться с «ковчега» — в растущие у дороги кусты! И уйти так далеко от дороги, как только можно!
Этот мой приказ имеет значение лишь при воздушном налете. Но что делать при нападении партизан, хрен его знает.
В следующий момент вижу расстилающуюся перед нами очередь транспортных средств в защитной окраске. Дорога слегка идет в гору.
Проходит несколько минут, и мы уже в конце этой очереди. Это именно то, чего я не очень-то и хочу. Об обгоне нечего и думать. Мы теперь принадлежим этой медленно двигающейся колонне, нравится нам это или нет.
Вот черт!
Склоняю голову перед судьбой, но затем меня охватывает ярость: Следование в этом конвое может чертовски плохо закончиться!
«Кучеру» постоянно приходится полностью выжимать тормоз, чтобы не влететь в зад впереди идущего транспорта. Что это вообще за подразделение, которое продвигается в темпе черепахи?
Делаю усилие, чтобы успокоиться и размышляю о том, не сесть ли рядом с водителем, но, все же остаюсь наверху и наблюдаю за небом: Я доверяю моим собственным глазам теперь больше, чем чужим.
Едва ли мы находимся в безопасности от партизан в этой колонне на открытой местности. Потому, останемся-ка мы лучше там, где находимся, как ни неприятна мне эта медлительность нашего продвижения.
И тут мне на ум приходит страшная мысль: За нами появляется все больше и больше транспорта. Если мы будем продвигаться и дальше таким же образом, то скоро займем позицию посреди колонны.
Теперь у нас уже больше совсем не появляется никакого шанса выбраться из этого подразделения.
Когда мы, добрых полчаса, тяжело, при суженном поле зрения впереди и позади из-за машин, а слева и справа из-за плотных рядов, у самой дороги стоящих лиственных деревьев, движемся как улитки по этой местности, меня охватывает чувство того, что я, как часть такого большого вооруженного подразделения, могу все-таки чувствовать себя намного спокойнее. И тут же мелькает еще одна мысль: Однако ты не можешь заснуть — впереди уже черт знает что происходит: Мне в уши бьют внезапные удары. Бортовые авиационные пушки? Пулеметный огонь? В доли секунды различаю пролетающий на бреющем Lightning, вижу пулеметные очереди изрыгающие снопы огня на дорогу, разлетающиеся искры, высекаемые пулями из брусчатки…
Слышу свой крик: «Самолет на бреющем!», барабаню изо всех сил прикладом автомата по крыше, и чувствую, как моя платформа приподнимается, затем резко падает вниз и косо наклоняется. В последнюю секунду успеваю крепко ухватиться за кронштейн крыши. И тут же буквально слепну от ярко-белой вспышки, и мощный кулак отрывает меня от крыши и вращает в воздухе. Еще в полете понимаю: Бомба! Жестко приземляюсь между двумя грузовиками на дорогу и вижу стену накрывающей меня земли. Комья земли и камни нещадно барабанят по телу. К счастью, они не могут попасть мне в лицо, так как лежу на животе, закрыв лицо правой рукой.
Слышу чей-то крик и стараюсь понять, почему я лежу посреди дороги. Слегка приподняв голову пытаюсь сориентироваться в дыму и чаде… Здесь Бартль. Он наклонился, чтобы поднять осколок от бомбы, но при этом обжег руку.
Мелькает только одна мысль: Ошибся! Я здорово ошибся! Затем хочу опереться на руки и подняться, но при этом меня пронзает такая острая боль, что я снова вынужден опуститься на дорогу.
А где мой автомат? Что вообще случилось со мной? Острая боль из левой руки пронзает всего меня. Я больше не могу ею двигать. А что с моей головой? Ударился ли я черепом об асфальт? Боль доводит меня до слез. Кровь? Нет, нигде нет крови. То, что кровь не течет, очень удивляет меня. Но что же с моей левой рукой? Сломана? Только теперь понимаю, что ударился локтем и головой об асфальт. Это, пожалуй, мой левый локоть…
Мне требуется какое-то время, чтобы осознать, что произошло: Бомбы упали рядом с дорогой. Пришел конец нашему «ковчегу»!
Когда делаю попытку подняться, то не могу пошевелить левой рукой.
Черт возьми, а где мои наручные часы? На левом запястье их нет.
— Они возвращаются! — кричит кто-то. — Врассыпную, всем укрыться! Они возвращаются!
Вокруг меня начинается ад. Сквозь плотные завесы вонючего дыма слышу трещащие как фейерверк взрывы и многоголосый шум. Вижу, как яркие молнии пробивают клубы дрожащего дыма, и в нос бьет запах пороха.
Я не могу укрыться посреди дороги, еще и голова теперь буквально раскалывается от боли. Ну, давай, поднимайся! В придорожный кювет! приказываю себе. И начинаю двигаться. Крики и сигналы тревоги придают мне силы. Но я шатаюсь как пьяный.
Кювет неглубокий. Я сжимаюсь в комок: Колени прижимаю к груди, голову вжимаю в колени, все так, как меня научили делать при опасности поражения молнией.