Крепость

Она это чувствует. Она все готова сделать, чтоб облегчить дочери жизнь. Как глупая курица прикрывает своего цыпленка крыльями. И так же бессильна, как курица перед ястребом. Она не может ничего сделать. Это дураки в аргентинском цека, это Кобовилья до сих пор ей мстит. Мафиози. Неизвестно, почему сбежал из Италии. А в Аргентине тоже был тип такого человека: каудильо пампы, вроде Росаса и Факундо, о которых писал еще Сармьенто, так любимый ее могучим отцом-свободолюбцем. Каудильо пампы бахвалились своей неприязнью к цивилизации, к европейской культуре, европейской воспитанности, к хорошим манерам, бахвалились своим невежеством и кровожадностью, требовали задушить «цивилизацию городов», призывали своих сподвижников к беспощадности. Кобовилья был из дикого итальянского местечка, невежественный, злой, как аргентинский злой гаучо, убивающий врагов и скрывающийся от закона. В партии он увидел группу, стоящую вне и против закона, что устраивало его дикарскую натуру. Он стал ругать буржуазную цивилизацию, но настоящего классового подхода она в нем никогда не чувствовала, только ненависть люмпена к культуре и чистоплотности. «Надо ли лечить зубы буржуазии?..» — осторожно так спрашивал он ее (она работала тогда стоматологом). Он вроде бы не обвинял, но сомневался. Сомневался в ее кристальности, а ведь она привлекла его к работе в партии. «Я человек простой, мне высшее образование ни к чему, я типичный партенъо, мне поэтому доверяет простой народ. Я их не пугаю непонятными словами, как некоторые». Опять намек на нее. А поначалу был подобострастный малый, ходил по пятам, и она просвещала его, хотя ей не нравилась его бесцеремонность, хамоватость, физическая нечистоплотность (он не чистил зубов, и изо рта у него пахло, под ногтями вечно была грязь), типичный уличник, житель буэнос-айресской портовой окраины, партеньо. Но мелкие услуги и славословия в глаза, хотя она понимала их преувеличенность, не то, что льстили, просто были приятны ей. И постепенно, благодаря дружеским отношениям с ней, благодаря тому, что каждому он сумел стать нужным, оказать ту или иную услугу, он вошел в ядро организации. А кончилось дело тем, что он ее исключил из партии под предлогом, что она принадлежит к оппозиции и хочет узурпировать власть. А сам жил потом, как богдыхан, как глава мафии. Партия постоянно в полузапрете, а он жил в собственном дворце с охраной и в подражание Сталину написал «Краткий курс Аргентинской компартии», А там, что ни сюжет, то: «Кобовилья сказал… Кобовилья указал…» Да, этот Кобовилья-каудильо сумел понравиться Сталину, Кобе, казался тому сильной личностью, вождем, и только она одна знала, что по духу он нечистоплотный дикарь и мафиози, а вовсе не вождь. Но никому об этом сказать не могла, потому что ее выдвиженец и впоследствии узурпатор представлял в международном движении компартию Аргентины как ее Генеральный секретарь. И это было для всех важнее истины. Теперь у нее тем более нет сил с ним бороться. Да и кто она? Кем она стала? Доцент, преподаватель истпарта, пенсионерка, старый большевик не у дел… И никто не помнит, не знает, никому дела нет, что именно она организовала Аргентинскую компартию, таков кульминасьон, таков итог ее жизни. Что ж, она не жалеет, ювентуд и муэрте, юность и смерть — все, как оказалось, совсем рядом, удивительно близко друг от друга находятся. Дочь все время цитировала Гильена: «И де пронте эс ун суспиро куэн те льяма эн альта воз». В русском, хоть и приблизительном, переводе это тоже звучало неплохо: «Малейший вздох былого теперь подобен крику». Скоро наступит конечная мгла, сомбра финал, но она ни о чем не жалеет. Потому что жила и действовала не ради преуспеяния, ради идеи. Обычно все боятся, спрашивают себя: «Что будет, когда я умру? куандо йо ме муэра?» Она знала ответ: ничего. От нее лично ничего не останется, важно, чтоб осталось дело. Поэтому она молчит о Кобовилье, тот тоже о ней не вспоминает. Только на дочери отыгрывается, мелочный, грубый человек. Оговорил ее в посольстве, и дочери не хотят помочь с приездом. И дочери не на кого рассчитывать, только на нее. Да! как же она об этом забыла!.. Надо написать Брежневу! Или кто там сейчас? А может, она уже писала?..