Крепость

— Я-то думал, что мне лучше помолчать, чтоб вас не тревожить, — басил мужик из Сибири мягко. — Глупость, оказалось. Виноват. Мне бы, наоборот, вас разговорить, заговорить, а я о коммунизме внеземных цивилизаций мозгами раскидывал. О человеке-то и забыл. А разговор, он, как заговор, лечит, облегчает. Знаете, как у нас в Сибири считают: боль можно заговорить. Человек — существо более тонкое, чем мы думаем, Илья Васильевич. Вот вы, историк, философ, а и то не выдержали. Ведь вы же не инопланетянин какой-нибудь, не энлонавт. Те уж наверняка не переживают и не чувствуют, как мы, люди. У них — голый рацио. Представляете, появляется на Земле разведчик с другого созвездия, так он — сплошная функция, никаких чувств.

Илья не возражал, хотя мысль Вёдрина, что разведчик-альдебаранец испытывает на Земле непрестанные нравственные и прочие муки, казалась ему еще вчера не в пример занятнее. Сегодня его все эти космические аллюзии, иллюзии и аллегории только раздражали. Но ощущение слабости, дурноты не покидало его, поэтому он промолчал. А Каюрский все говорил. Илья заметил, что несколько фраз он прослушал.

— … Только всеземной коммунизм сможет воспользоваться опытом коммунизма внеземных цивилизаций, сумеет направить науку на спасение человечества от его собственной злобы, неустройства, озонного излучения и удара кометы Галлея, — уловил Илья заключительный аккорд фразы своего собеседника.

— Но ведь есть страны, совсем чуждые идеям коммунизма, — пробормотал он автоматически возражение для поддержания беседы.

— Ну и что? Это поверхностный взгляд, дорогой Илья Васильевич, — прогудел снисходительно Каюрский. — Если учесть, что Земля — хранительница и общекосмических идеалов, то в конечном счете нельзя не признать, что идеи коммунизма — это те идеи, которые передали землянам древние космические пришельцы. А то, что они были, — факт. Я уверен, что все так называемые религиозные учителя человечества: Будда, Моисей, Христос — это космонавты, учившие диких землян гармоническому общежитию.

— Возможно, возможно, — бормотал Илья, думая совсем о другом, — мне в отрочестве после всех этих бесконечных фантастических рассказов тоже хотелось так думать. Тогда и доктор Фауст — это землянин, столкнувшийся с внеземным разумом — Мефистофелем, бывшим всего навсего обыкновенным космонавтом.

— Вот видите, вы на правильном пути! Я, правда, «Фауста» не читал самого, только про него… То есть я имею в виду пьесу Гёте, вы ведь о ней… Из немцев — только Маркса с Энгельсом знаю. Да еще предшественников, Канта с Гегелем, немного читал.

За этими, вполне бессвязными разговорами они прошли почти половину бульвара. Илья отдышался и хотел было повернуть назад, хотя пришлось бы идти тогда навстречу ветру, сейчас он дул им в спину. Каюрский остановил его, тронув за плечо:

— Давайте уж до Арбатского дойдем. Люблю московские бульвары. Даже осенью. Даже, когда с деревьев листья облетели. Хоть какое-то живое место в этой вашей Москве.

Они пошли дальше. Каюрский продолжал бурчать что-то о пришельцах из Космоса, уже совсем полную ахинею:

— Ныне учеными-фантастами, — гудел он, — высказываются гипотезы, согласно которым в мироздании где-либо может существовать даже и такая цивилизация, которая находится впереди нашей земной не на тысячу и не на миллионы, а на миллиарды лет. Она боится, что земляне не совладают с открытой ими ядерной энергией и вызовут коллапс своей части Вселенной. Конечно же, они пытаются создать поблизости от нас нечто вроде интеллектуального центра, вроде Соляриса, который способен осуществить функции кантовского «чистого разума» по отношению к стоящей много ниже их цивилизации. Я думаю, они только не знают, помогать нам или простоты ради — уничтожить…

Илья посмотрел на него снизу вверх недоуменно-вопросительно, понимает ли он, что говорит. Каюрский вдруг смутился:

— Я вижу, вас это не забавляет. В таком случае простите за медвежью услугу. Я отвлечь вас хотел.

Илья благодарно улыбнулся: «Вот ведь помогательный чудак!»

— Вы, Николай Георгиевич, наверно, сами энлонавт, пришелец…

— Ага, — охотно-радостно согласился Каюрский. — Пришелец. Прямой потомок тунгусского метеорита. Только из тех энлонавтов, что хотят помочь, а не уничтожить. У нас ведь тоже борьба идей…

Илья рассмеялся:

— Спасибо вам.

— Не за что. Давно замечал, что именно правде и не верят…