Крепость

— Да мы что, — командир? Мы ничего, сидим просто, разговариваем, — вылез вперед Алешка, как наиболее опытный и разговорчивый.

— Попрошу предъявить документы, — повторил мент.

Послушно они начали копаться в карманах. У Бориса и Алешки оказались паспорта с пропиской — в этом доме. У Ильи только журналистский билет. Поэтому мент напустил на себя служебное рвение:

— А вы к кому?

— Он ко мне идет, — опережая Кузьмина, бросил Алешка.

— Извините, — снова козырнул мент. — Проходите.

— А что, собственно, случилось? — позволил себе вопрос Кузьмин.

— Квартиру в соседнем доме ограбили, — вступая в разговор, расслабился милиционер. — У вас сигаретки не найдется? — и закурив предложенную Алешкой сигарету, добавил: — Внучка открыла дверь. Видно, знакомому. Только молчит, имени не называет. Тот зашел к ней в комнату, раздел, ее же платьем ее связал, а из нижнего белья кляп сделал. Но факта изнасилования не было. Только факт глумления. В половой орган ей сигарету вставили, — он вдруг глупо хрюкнул. — Старуху тоже связали. Все деньги, ценности, радиоаппаратуру, — все вынесли. Пенсионерка одна ваша заметила незнакомых, дала знать в милицию. Пришлось дверь ломать. А придурочная, что там живет, в своей комнате заперлась даже на шум не вышла. Никаких показаний дать не может.

— Бог мой! сказал Илья.

— Это Красновы?.. — полуутвердительно спросил у милиционера Борис.

— Ага, — ответил тот и добавил, с сожалением затаптывая сигарету. — Ладно, надо идти. Нынче с открыванием дверей осторожнее надо быть. Сегодня гость, а завтра ограбит, — он хохотнул и пошел, прикрывая лицо рукой от задувшего с новой силой ветра.

— Лихие ребята… — начал было Алешка о грабителях, но осекся, зверино ощутив иное настроение собеседников.

— Жертвенная семья, — обратился Кузьмин к Илье. — Я вам о них рассказывал. Как раз вчера рассказывал. Надо же совпадение!.. Внучка — это Саша Барсикова, девочка-подросток, припоминаете!

Илья отрицательно помотал головой. Занятый своими переживаниями он и в самом деле не помнил, все из головы вылетело.

— Так это дочку Аньки Красновой повязали? — опять встрял Алешка. — Хорошая была баба. Я с ней в одном классе учился. С мужем ей только не повезло. Муж-то ее зарезал и себя убил, — пояснил он Илье, но Илья и сам уже вспомнил. — А дочку я видел, такая писуха еще, а уж глазенапы на мужиков, будь здоров, как пялила! Хорошо, что Анька, мать ее, не дожила, чтоб такое видеть, — неожиданно заключил он, совсем в духе старух, сидевших у подъезда.

Илья слушал, вроде сопереживал, но вдруг отключился: острая боль захлестнула ему грудь. Он здесь сидит, а там Лина одна, мучается, и Элка с Антоном тоже, наверное, мучаются. Он как-то судорожно вскочил, словно его что кольнуло, нелепо кренясь на бок:

— Я, пожалуй, пойду.

— Ты чего это сорвался ни с того, ни с сего? — подивился Алешка. — Дело никуда не денется. Может, вначале все-таки ко мне? По стакашечке самогона жахнем и разбежимся, — заблекотал этот перекати-поле, внук покойного академика.

— Нет-нет, не могу, — бросил Илья уже на ходу.

— Да и я не буду, — услышал он произнесенные ледяным тоном слова Кузьмина, двинувшегося следом. — Мне еще работать.

Алешка догнал их. Завернув за угол дома, они вошли во двор. У противоположного дома стояла милицейская машина. Около нее, несмотря на ветер, толпились и суетились старухи, все в черном: на фоне белой штукатурки похожие на гарпий, слетавшихся на поживу. У среднего, своего, подъезда Борис остановился, тронул Илью за руку:

— Илья, если что, звоните.

— Спасибо, — никаким голосом и через силу улыбнувшись, ответил несчастный, запутавшийся в женщинах «бабий пророк».

Алешка и Борис зашли в свой подъезд, через несколько шагов вошел в подъезд и Тимашев. Пока он поднимался по широким каменным ступеням, лишь одна не очень мудрая мысль посетила его: «Другая сторона, другая разновидность, — поправился он, — да, другая разновидность ада — это душа человека. Мало нам, что живем, как в аду… Но в душе тоже есть своя Сибирь, своя российская жестокость, свои наказания…»

* * *

Дверь открыла Лина. Но она была не одна.

— Кто к нам пожаловал? — раздался с кухни неуместно-оживленный, как показалось Илье, голос, и на заднем плане появилась вышедшая с кухни приятельница Лины и одноклассница Кузьмина Валька Косина с зажженной сигаретой в руке. Иногда Илья заставал ее у Лины. Он знал также, что ее окно находится напротив комнаты Лины, и именно от Вальки Лина задергивала шторы, когда приходил к ней Илья. Веснушчатая, горбоносая, с маленькими, словно бы случайными глазками, Валька не нравилась Илье своей тяжеловесной шутливостью и назойливостью. — Ну вот и мужик пришел, — говорила она плотоядно. — Теперь тебе не так тяжело будет тут. Дай только и мне хоть минутку постоять рядом. Хоть запахом мужским подышу, — продолжала она, приближаясь. — Эх, не будь ты подруга, увела бы. А не то Илья, пойдем ко мне. Блинами накормлю.

— Не пойду, — сухо сказал Илья, глядя на Лину. Та опустила глаза, а подруга протиснулась между ними.