Фея меня немного поругала за бестолковый график, я в очередной раз извинилась, радуясь тому, что хотя бы здесь никто не в курсе, что я обручилась с демоном – многие узнали меня и поздоровались, некоторые были даже рады видеть. Я с огромным удовольствием колотила молотом по железу, впечатляя всех своим усердием, и вышла на улицу такой морально отдохнувшей, посвежевшей и счастливой, что шла почти вприпрыжку.
Позвонил Алан, извинился и отменил ужин, я пообещала не обижаться и поужинать сама, мысленно добавляя, что ужинать буду печеньем из автомата в храме Просвещения. Там меня ждала Сари, её исследования и прочитанные тайком в туалете книги об особенностях спаривания инкубов – было интересно, но мало помогло, всё-таки это были больше эзотерические книги, чем медицинские. Я умудрилась вернуть их на полку незаметно, и сдержала желание завести разговор о сексе с Сари – мы всё-таки не были подружками, хотя однажды, может быть, станем друзьями. Мне бы хотелось.
***
Алан обещал позвонить, как только освободится, я прождала до десяти вечера, но не дождалась, и приняла решение идти в отель – всё-таки я почти замужняя женщина, и сидеть в библиотеке до полуночи уже как-то неприлично. Сари удивилась, но вопросов не задала и отпустила с миром, пообещав позвонить завтра на обеде, я сказала, что буду ждать.
Добравшись до отеля, я увидела за стойкой свою старую напарницу Ину, она сделала вид, что не узнаёт меня, я изобразила вежливую и приветливую гостью, но шалость задумала. Поднявшись в пентхаус и отпустив охрану, я услышала множество голосов из зала для конференций, решила не мешать и ушла к себе, в моей спальне был письменный стол и кофейный уголок с маленьким диваном и креслом. Я приготовила чай и позвонила на ресепшен, сказав, что слышу мышь, которая не даёт мне выпить чай и съесть печенье в одиночестве, Ина пообещала разобраться сию минуту, и через минуту уже была у меня, я была рада её видеть. Мы проговорили минут двадцать, шёпотом, но всё равно весело, она поздравляла меня с обручением и жаловалась на Чизкейки, которые даже некомпетентнее её самой, как возмутительно.
Ина ушла работать, Алан тоже всё ещё работал, одна я сибаритствовала на диване, поглядывая на неразобранную почту – писем была гора, мне не хотелось ими заниматься, потому что фамилии на конвертах были знакомые, а имена – нет.
Пообещав себе потратить на это всего лишь пятнадцать минут, и ни минутой больше, я открыла первое, начав с самого нежеланного – тётушка Грюльда, дальняя родственница подруги моей родственницы по папиной линии. Я видела её два раза в жизни, в первый раз она удивилась тому, насколько я тощая (сама она весила килограмм триста), во второй раз она пришла просить у папы в долг, и он дал, а я сидела в кухне, имеющей общие стены с папиным кабинетом и прихожей, и слушала. Сначала они разговаривали между собой о том, какая Грюльда несчастная, а папа везучий, потом он с небрежной лёгкостью дал ей деньги, она вышла, а папа начал жаловаться секретарю на то, что эти родственники совершенно лишились совести, просить такую сумму, когда он сам еле сводит концы с концами. Тётушка в это время с кряхтением обувалась в прихожей (она не могла этого делать без личного слуги, которого везде возила с собой, на него у неё деньги были) и шёпотом рассказывала слуге о том, что мой папаша глуп и наивен, в документы даже не заглянул, а ведь там есть условие, позволяющее ей вообще ничего не возвращать, если новый бизнес её мужа загнётся, а он обязательно загнётся, потому что муж у неё тоже глуп, одна она в мире умная.
Письмо тёти Грюльды начиналось с того, как она рада за меня и как она меня искренне поздравляет с замужеством, желая «счастья-здоровья, побольше деток и быть с мужем поласковее, чтобы он был пощедрее». Дальше шло душераздирающее живописание страданий тётушкиной семьи от нищеты и голода (её муж и две дочери тоже весили по триста килограмм, всегда, у них даже слуги и собаки имели лишний вес), и в конце была миленькая до отвращения просьбочка выслать денежек, сколько для меня не много, чтобы хоть сапоги к зиме дочери купить.
Я дочитала письмо, сложила и убрала в сторону, приняла волевое решение заесть стресс, пошла к кофейному столику и взяла из вазы печенье. Откусила кусок, ощущая себя опустившейся женщиной, которая не решает проблемы, а убегает от них, положила на блюдце остаток печенья и вернулась за стол.