Крепость души моей

«Пропала собака…», «Пропала собака…», «Убежала…». Кошка? Жена? Нет, тоже собака. «Сниму…», «Мастер восточного массажа». «Адвокатъ», «Изкусный адвокатъ»…

«Крысоморъ»! О боже!

Сергей потер ладонью уставшие глаза. Смотрим дальше!

Следующий номер читался лучше. Буквы бодрее, серости меньше. «Куплю…», «Куплю…», «Продам…». Восточный массаж и красоты Донца. Кошки, собаки, адвокаты, боны… Нет, бонны!

«Рыжему парню с площади».

Средний столбец. Середина. Три короткие строчки. Текст расплывался, исчезал, тонул в нахлынувшем тумане.

Рыжему парню с площади Shakespeare's sonnets, 23 Instead of "Book" with a "Memory"

Все-таки прочитал.

Перевел.

Подозвал сотрудницу, отчитался о состоянии аппарата-ветерана.

Микрофильм отдал, поблагодарил.

Сонеты нашлись в соседнем зале, на полке у входа. Затрепанное издание-билингва. Слева Шекспир, справа Маршак:

As an unperfect actor on the stage
Who with his fear is put besides his part,
Or some fierce thing replete with too much rage,
Whose strength's abundance weakens his own heart.

Сергей понял, что напрасно заканчивал лицей с английским уклоном. Ладно, пусть будет Маршак! «Как тот актер, который, оробев, теряет нить давно знакомой роли…»

Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, —

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга…

Нет, не книга. Instead of "Book" with a "Memory". Память! Память…

Так пусть же Память говорит с тобой.
Пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идет к тебе с признаньем и мольбой
И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?

Услышишь ли глазами голос мой?

10:20 …но ведь хорошо!..

Валентин-Валюха, в душе – художник-концептуалист, по жизни же – халтурщик широкого профиля, отхлебнул из бутылки пива: теплого, противного. Вытер платком вспотевшую лысину, недобрым словом помянул бородача-приятеля. Заодно и себя самого выбранил. Дернуло же показать этому барину новую, да еще и незаконченную работу!

…Не работу, конечно. Халтуру! То-то зазнайка кривился, нос воротил. Вслух, конечно, одобрил. Восхитился через губу! Но тридцать лет знакомства – не шутка, пустыми словами друг друга не обмануть.

Валентин отошел на шаг, к выходу из гаража. Бородатый творил в кирпичном, с отоплением, на долю лысого выпала ржавая «ракушка» с протекающим потолком. В дождь не поработаешь, про зиму и говорить нечего. Электричество грозятся отрезать за долги. Соседи в милицию пишут: мол, наркоту в гараже бодяжит.

Приоткрыв ворота, он впустил солнечный свет. Да, не Джозеф Кошут, не Роберт Раушенберг. Не Клейн и даже не Ванесса Бикрофт с ее мальчиками в розовых трико.

Но ведь хорошо!

Валентин снял с полки пачку фотографий, всмотрелся, цокнул языком. Мебель, говорите? Пусть будет мебель. А вы сделайте так, чтобы сантиметр в сантиметр, рисунок в рисунок. Тут не детали важны, не мелочи, которые приходится выверять чуть ли не с микроскопом.

Образ!

Он прищурился, представил, как все это будет выглядеть в нужном антураже, и мрачно хмыкнул. Окна! Кнао-кнао-кнао! Жаль, на публику не выставить, в договоре на этот счет особый пункт прописан. Тут бы и Ванесса Бикрофт, и Сол ЛеВитт, будь он жив, паразит, иззавидовались бы, горькой слюной изошли!

Окна! Ха!

Валентин повел плечами, помассировал шею. Пора за дело. И срок подходит, и заказчик нервный, хуже бабы. А все-таки неплохо! Да что там – неплохо. Отлично!

Пиво в бутылке показалось свежим и холодным.

Продолжим!

14:01 …может быть, вы попытаетесь, Микки?..

Камень падать не спешил.

Завис над крышами – огромный, круглый, в сколах и трещинах. Вершина срезана, по поясу-диаметру – ожерелье глубоких вмятин. Парил, грел бока под сентябрьским солнцем. Тучи, с утра ползущие над городом, ушли. Распогодилось. Самое время накопить тепла на зиму!

Собралась, забурлила толпа. Из дома, над которым нависла глыба, с визгом и причитаниями выбегали жители. Выносили вещи, потом стали вытаскивать мебель. Милиция, пожарные, пресса…

Через час кричать перестали. Толпа поредела, мебель начали заносить обратно, несмотря на вялое сопротивление ментов из оцепления. Прилетел вертолет – юркая стрекоза. Протрещал, прошумел, облетая диво.