Крепость души моей

С неожиданной резвостью Глеб Яковлевич подскочил к Поповичу и заехал тому кулаком в ухо. Попович взмахнул руками, оступился, зацепившись за бордюр. С размаху чернявый сел на землю. В сумке жалобно задребезжало; кажется, даже разбилось.

– Ни хрена себе!

– Ну, козёл!

Ответный удар Муромца расквасил Глебу Яковлевичу нос. Брызнула кровь, пятная лицо и рубашку. Глеб Яковлевич отступил, зажав нос ладонью. Темные капли набухали меж пальцев, срывались вниз.

– Уроды! – хлюпнул он.

– Козёл! Вали отсюда!

Попович, сидя на земле, отчаянно тряс головой. Он словно пытался вытрясти из уха поселившийся там звон. Добрыня глянул на агрессора, на бутылку, которую успел взять у Муромца. Пристроив пузырь рядом с кирпичом, он шагнул к Глебу Яковлевичу, ухватил того поперек туловища и подмышку – и, молодецки крякнув, швырнул через бедро.

Глеб Яковлевич грохнулся со всего маху. Спиной, так что дух вышибло. Он засипел, пытаясь глотнуть воздуха, и получил ногой по ребрам от Поповича.

– Урою! Урою, козлина!

Очухавшийся Попович петухом наскакивал на врага, скорчившегося на земле. Пинал его раз, другой, и вновь отпрыгивал.

– Урою!

– Да ладно, хорош…

– Хорош, – согласился Попович.

Он отошел, ковыряя пальцем в ухе. Зубами сорвал пробку с пива:

– Вот! Совсем другое дело! Эй, козел, пивка хошь?

Глеб Яковлевич, хрипя, полз прочь.

– Все путем, брат, – Попович догнал его, помог сесть, придержал под локоть. – Ну, помахались. Ты мне, мы тебе… Проехали. Давай-давай-давай!

Словно под гипнозом, Глеб Яковлевич взял пиво. Отхлебнул, закашлялся. Пена текла ему на грудь. Попович заменил пиво на вскрытую Муромцем бутылку «Гринвича». Глеб Яковлевич отхлебнул веселее.

– Вот это по-нашему! Дай я…

Отобрав коньяк, Попович сделал изрядный глоток. Сел рядом, приобняв за плечи недавнего врага. Белая одежда Глеба Яковлевича была грязно-серой от пыли. По рубашке расплылись бурые пятна. Он запрокинул голову, пытаясь унять идущую носом кровь. Извлек из кармана мятый платок, морщась, приложил к ноздрям. Подошел Муромец, сел с другой стороны:

– А не хрен было на нас гнать. Чего это сразу: из-за нас?

– Ы-ы, – простонал Глеб Яковлевич.

– Нашел крайних! Мы что, хуже всех? Вот и не хрен было…

– Из-за пидоров, – хмуро заявил Добрыня. – Из-за них все.

Он вернулся за «Страшилой» и подытожил, как гвоздь забил:

– А мы – не пидоры.

И уселся напротив.

– Вздрогнули?

– Прямо тут?

– А шо? Нормально!

– А не заметут?

– Давай-давай-давай!

– Ну, чтоб нашли! – внезапно провозгласил Глеб Яковлевич.

Подавая пример, он запрокинул «Гринвич» к небесам. Богатыри не заставили себя ждать. Четыре блестящих донышка уставились в небо линзами телескопов. Словно искали, высматривали там кого-то, в черной бездне с редкими искорками звезд.

– Слышь, брат… – с опозданием поинтересовался Попович. – Кого нашли-то?

– Да уж не вас, – буркнул Глеб Яковлевич. – Вас уже нашли.

– Кто?!

Ответом на вопрос скрипнули тормоза.

Милицейский «бобик» подкатил тише мыши. Ни мигалок, ни сирен, лишь деловитое урчание и шелест шин. Ослепительно вспыхнули фары. Все ладони невольно метнулись к глазам: прикрыть. Муромец выронил бутылку. Плеща содержимым и воняя клопами, та покатилась под колеса.

– В жопу себе посвети, мусор!

– Валите на хрен!

– Мен-ты каз-лы! Мен-ты каз-лы!

Громко хлопнула дверца. Тень, плохо различимая в сиянии фар, с удовлетворением объявила:

– Насчет козлов. Сейчас кое-кто получит по рогам.

– Однозначно!

Добрыня потянулся за кирпичом. Увы, богатырю не дали даже подняться на ноги. Три угольные фигуры – силуэты, вырезанные из черной бумаги – возникли в лучах света. Электричество, тушь; кадр из комикса.

Резиновые дубинки вознеслись и упали.

– Бабы, – убежденно сказал сержант Нечипорук. – От них все зло.

И занюхал рукавом.

– Точно, – поддержал сержант Бессмертный. – Как Пиночета его мымра достанет, так хоть из отдела беги. Он ей слово поперек сказать боится. На нас отрывается…

– Еще скажите, от Евы все пошло, – хихикнул Глеб Яковлевич. Его развезло, он кренился набок, желая лечь. Рубашку он выпростал из штанов, время от времени вытирая лицо подолом. – Или от Лилит.

– Лилит? – заинтересовался стажер Гусь. – Кто такая?

Форма висела на стажере мешком. По бокам фуражки, сползавшей на лоб, торчали оттопыренные уши. В руках Гусь вертел вещественное доказательство, и никак не решался отхлебнуть. Надеясь на подсказку, он ловил взгляд сержанта Нечипорука. Сержант глядел мимо, поощряя самостоятельность.

– Не берите в голову, молодой человек.

– Нет, ну кто такая?

– Неудачный эксперимент…

– А, – просиял стажер Гусь. – Монстр Франкенштейна!

– Скорее, Всевышнего.

– Все мы эксперимент, – буркнул сержант Бессмертный. – Неудачный.

– А чего сразу все? Чего – все?! – вскинулся Муромец.

Дылда охнул и умолк, держась за ребра. Ему сунули «болеутолитель», и Муромец благодарно забулькал.

– А я говорю, это из-за пидоров…

Добрыня потрогал фингал под глазом и зашипел.

– Дурдом, – вздохнул сержант Нечипорук.

– Бутылочки? – спросили от угла. – Бутылочки забрать можно?

– Шо тебе? – рявкнул Попович.

Горбатая тень приблизилась.

– Бутылочки? – спросила старуха. – Пустые?

Симфония