Крепость (ЛП)

Так в сжатом состоянии, напряженно вслушиваюсь в рев самолетов, но как сильно не напрягаю слух, рев отсутствует. Слышу лишь как раненые кричат, словно воющие собаки и сумасшедшую неразбериху голосов воинских команд.

Судя по всему, колонна серьезно пострадала. Облака едкого, чадящего дыма клубятся впереди и позади. Я едва могу дышать. Носовой платок развернуть и смочить его? Чем его смочить?

Сильный кашель сотрясает всего меня. Невозможно выдержать этот смрад горящей резины! Вонь горящего топлива и машинного масла тоже.

Плетусь из кювета на дорогу и поднимаюсь. Это горят две машины — если не три. Чертовски прицельное бомбометание. Две воронки прямо на дороге. Но все то свинство, которое они причинили, я, все же, не могу видеть.

Вокруг лежат с полдюжины разорванных на куски солдат. Один представляет собой лишь пюре из формы, крови и мяса. Он даже больше не вздрагивает.

Далеко впереди грохочут взрывы. Там, пожалуй, взрываются канистры с бензином. Большего не могу рассмотреть сквозь клубы чадящего дыма.

Один солдат, шатаясь, с окровавленным лицом и в разорванной форме выходит, как черт из этого чада и проходит вплотную перед «ковчегом» громко крича, будто увидел самого дьявола. Должно быть, он сошел с ума…

На краю воронки, лицом вниз, лежит человек. Земля под ним черная от вытекшей крови. За ветровым стеклом машины два выпученных от ужаса глаза — буквально оцепеневших от ужаса глаза! И тут же вижу рваное отверстие в двери кабины: Бедняга схлопотал осколок в бок.

Мой Бог, они разделали нас под орех!

Но что же с «ковчегом»?

Словно в тумане вижу как Бартль и «кучер» взволнованно обходят его. Ветровое стекло выбито, одно боковое стекло разбито, ниже него в жести несколько следов от осколков и острые рваные отверстия — и больше ничего… Чудо!

Зато легковушка, стоявшая перед нами и на которую мы почти наехали, получила сполна. Она стоит поперек дороги, разорванный капот высоко вздернут, повернутая ко мне боковая сторона смята и вдавлена. Другая машина лежит рядом с дорогой на крыше, как повернутый на спину майский жук.

Спереди раздаются многочисленные крики: Ужасно неприятные, визжащие женские голоса. И крики команд — и над всем этим приглушенные стоны. На какой-то момент чадящий дым взмывается высоко вверх, и я отчетливо вижу: Между легковыми машинами тут и там, согнувшись, лежат люди, одному снесло череп, другому должно быть оторвало ползадницы.

Я и в самом деле, наверное, приземлился прямо на локоть и голову: Акробатический флик-фляк с полуоборотом — высоко вверх и затем жесткая посадка на асфальт. Так наверное все и произошло. И чудом не задел стоящую впереди машину. Думаю, рука моя сломана, или сустав разбит. А голова? Едва могу держать ее прямо. Я должен взять себя в руки, если не хочу свалиться на дорогу. Стою, шатаясь как боксер, схлопотавший по всей программе — только гораздо жестче, чем на боксерском ринге…

И все равно: Я хорошо отделался — и снова жив!

А мои часы? Где же мои часы?

И тут передо мной на дороге, вроде молния сверкает: Мои часы! — Хорошая моя вещь не хочет расставаться со мной.

Мы должны убираться отсюда прочь! Если только нам повезет, то пройдем как по слалому между горящими машинами — хочу верить, что «ковчег» все еще может ехать.

— Давайте, жмем отсюда! Быстро! — кричу на Бартля и «кучера». Теперь нам каждая минута дорога. Многие все еще парализованы страхом. Но ситуация может осложниться в любую минуту.

И вот уже слышу: Впереди и позади громко выкрикивают команды. Перед нами в клубах дыма стоит некто в галифе и дико жестикулирует, размахивая руками.

«Кучер» понял: «Ковчег» уже медленно катит. Наша газовая фабрика продолжает работать. Бартль сидит позади, я же рядом с водителем.

Хочу громко орать, настолько сильно одолевают боли в левой руке. Словно волны накатывают они на меня. А теперь еще и череп тоже так сильно болит, что едва могу выдержать.

— Господин обер-лейтенант, должен ли я…, — произносит Бартль.

— Ерунда! Теперь Вы ничего не должны! Мы просто должны убраться отсюда!

Но перед нами в кровавой луже лежит на спине солдат и как сумасшедший сучит ногами и руками вокруг себя. Его пронзительные крики пронзают мне голову.

«Кучер» должен был бы развернуть «ковчег», чтобы пройти мимо бедняги, но он только сидит застывши за рулем.

— Говно, дерьмо! — шипит Бартль сзади.

Подходят четверо солдат, берут этого беднягу за руки и ноги и стаскивают с дороги словно тяжелый мешок.

— Вот уж дерьмо так дерьмо! — снова слышу Бартля.

Приходится громко и резко прикрикнуть на «кучера»: «Дальше!», чтобы он вышел из оцепенения. Наконец «ковчег», всеми своими четырьмя колесами проезжает посередине кровавого месива.

Впереди все еще взрываются канистры. Если бы мы только сумели пройти там! Крики раненых звучат все громче. Они повсюду.