Крепость (ЛП)

И я узнаю: Бартль, еще задолго до войны, открыл своего рода предприятие по садоводству, где прежде всего, производил гумус или пытался его производить. И произведенный им гумус он однажды продал. Специалисту по садово-парковой архитектуре, как он говорит. Однако гумус был не совсем в порядке. Специалисты по садово-парковой архитектуре получали гумус, засоренный в большом объеме семенами пырея, и затем эти семена великолепно взошли, а Бартль получил судебное решение возместить ущерб, как долговое обязательство, которое принесли ему домой… И это судебное решение висит сейчас у меня кандалами на ногах, — жалуется мне Бартль.

— Лучше всего, если Вы будете меня и дальше сопровождать, — не оставляю попытки уговорить его.

— Во Флотилии, — бормочет Бартль, — там никто теперь не соизволит озаботится моими заботами. Моими парниками, хотя бы…

Бартль и его сельское хозяйство. Беззаветный садовник Бартль — гордый цветовод, которому все было нипочем, и теперь это его бедственное положение…

— Вы, конечно, напуганы произошедшим, — делаю новую попытку, — однако, слезами горю не поможешь! Уверен, с такими заботами Вы не единственный во всей Франции!

Во мне сразу вспыхивают воспоминания о миниатюрных подсобных сельских хозяйствах артиллеристов Морфлота на побережье между городами Le Havre и Dieppe и армейских крольчатниках у Брестского залива.

— Вот уж янки удивятся тому, как у нас все выглядит ухоженным и присмотренным, — размышляю вслух. — Думаю, они не позволят придти процветающему хозяйству в упадок!

— Хм… Вы так тоже думаете, господин обер-лейтенант? — бормочет Бартль и поднимает при этом голову.

Я, судя по всему, на правильном пути. А потому далее:

— Ну, а как Вы думаете! Представьте только себе, как они обрадуются, когда получат, наконец, нечто свежее на стол после своих консервов, после всех этих сраных Corned Beef, от трудов Рихарда Бартля!

Бартль поднимает голову еще выше. Взгляд прикован к моим губам.

Признание, вот что является для Бартля его жизненным эликсиром, и не важно, откуда оно придет.

Бартль Великий! Рекультиватор, арендатор, землемер. Бартль, разбивающий скалу, как Моисей и добывающий из нее воду. Если только этот нимб вновь засияет вокруг его головы, то мы, конечно, уже скоро сможем ехать дальше.

Но Бартль, по-видимому, не хочет облегчать мне задачу. И уже опять жалуется:

— А все мои картины будут отправлены на свалку, господин обер-лейтенант! Мой альбом! Книга отзывов посетителей с подписью командующего подводными лодками, всех командиров Флотилии и всех комендантов Флотилии… У меня дочь в Америке, и я хотел ей завещать все это!

Спрашиваю наугад:

— А она замужем?

Бартль согласно кивает.

— И он сейчас в армии?

— Так точно, господин обер-лейтенант, но, к сожалению, не в Морфлоте — в пехоте.

И тут я начинаю фантазировать:

— А вот представьте себе, этот человек находится в том подразделении, что скоро захватит Брест или уже захватило — и внезапно он остановится перед девичьей фамилией своей жены…

— Почему это, господин обер-лейтенант?

— Ну, как же, над Вашей «Ривьерой» висит огромная вывеска «Салон Бартля» — а, это же, как раз, и есть девичья фамилия Вашей дочери, сочетавшейся в Америке браком. Не так ли?

Бартль смотрит на меня с сомнением, на лице улыбка радости, после чего он решается согласиться:

— Возможно, все так и будет, господин обер-лейтенант!

— Да, на войне все возможно! — говорю ему в ответ, и Бартль заливается румянцем.

По пути к машине, говорю:

— Если Вы снова смоетесь Бартль, шутки закончатся! Нечто подобное и очень глупое может придти на ум только Вам. Будто Вы не знали, что последует за самоволкой!

— Мне это было безразлично, господин обер-лейтенант. Совершенно безразлично. Уж поверьте мне…

— Да, ладно…

— Вы хорошо сказали, господин обер-лейтенант…!

Но постепенно Бартль снова приходит в чувство.

Когда уже забираюсь в кабину, он обращается ко мне:

— Вам все-таки следует обратиться за врачебной помощью, господин обер-лейтенант!

— Да знаю я! Но для начала и так сойдет. Все хорошо.

Это была, конечно, ложь. Дела вовсе не так хороши с рукой, как хотелось бы. Я все еще чувствую биение пульса в локте. И если не ошибаюсь, то у меня снова температура. Но может быть сверлящий меня голод, это он вызывает температуру? Если появляется температура, не значит ли это, что надо бы перекусить?

— Надо бы, прежде всего, червячка заморить! — кричу громко, как если бы речь шла о сообщении о победе.

— Здесь, похоже, есть подходящий ресторанчик.

Приказываю кучеру:

— Развернитесь-ка вокруг этой площади и станьте боком, мордой на дорогу — ресторанчик выглядит аппетитно.

Заставляю Бартля тоже выйти. Еда ему не повредит. Кормежка всегда хороша.

Я могу понять горе, обуявшее Бартля.

Вижу, как он сидит в бедно меблированной комнате и черпает суп ложкой, и при этом нет никого, кто может его выслушать, этого большого, плетущего свои тенета Бартля…

А я?

Куда я должен буду обратиться, когда все это волшебство закончится?

Я бьюсь с судьбой и собираю все свои силы, чтобы избежать петли и затягивания ее вокруг шеи.

Но с какой целью, собственно говоря?