— Простите, что прерываю вашу беседу, но ужин готов, и можно садиться. Лёва, пожалуйста, распорядись насчёт вина. Я никак не могу разобраться в ваших винах.
— Я пью любое, — вставил Сан Саныч.
— Не думай, что я забыл твою особенность хлестать всё, что кружит голову, однако к твоему приезду я приготовил "Монтре Артнуччи".
— Оно же, сантим тебе по загривку, целое состояние стоит! — воскликнул Сан Саныч.
— Плох тот хозяин, что не может удивить гостей.
— Его речи лучше записывать, — обратилась к генералу Настасья Никитична. — В последнее время из его уст вылетают сплошные мудрости!
— Да я уж заметил, — пригрозил другу Сан Саныч.
— Раз так, — хмыкнул Лев Сергеевич. — Во избежание появления на свет очередной мудрости прошу дорогого гостя пройти в столовую.
Вскоре семейство Волконских и Сан Саныч сидели за большим, блестяще, но без жеманства сервированным столом. Саша и Люба были просто очаровательны в завёрнутых за ворот платочках. Они ещё стеснялись гостя, но уже не боялись отвечать улыбкой на улыбку.
— Угощения как всегда прелесть, — проговорил Сан Саныч.
— Ты бываешь у нас не так часто, как хотелось бы, поэтому тебе вряд ли стоит говорить такие комплементы, — шутливо заметил Лев Сергеевич.
— Стоит, братец, ох, стоит! Кстати, изволь поинтересоваться: чей это прибор пустует?
— Это мой, — раздался голос за спиной.
Сан Саныч обернулся и увидел молодого человека, направлявшегося к столу.
— Простите за опоздание, зачитался.
Волконский объявил генералу:
— Знакомься: учитель Саши Андрей Егоров.
Услышав эти слова, молодой человек подтянул очки.
— Если не ошибаюсь, то имею честь видеть Зотова Александра Александровича, славного генерала великой армии Ранийской Империи? — усаживаясь, скороговоркой произнёс Андрей.
— Не ошибаетесь, друг мой, — Сан Саныч сделал польщённый вид.
А Егоров уже повернулся к Настасье Никитичне.
— Тёмная магия так интересна, что оторваться не возможно. Правда, после неё плохо сплю: кошмары мучают.
— Ещё бы! Я же вас однажды пыталась образумить, утверждая, что чтение книг о тёмной магии — уже занятие ею.
— Вовсе нет. Причина в моей расстроенной психике.
— Сомневаюсь, что лишь в ней причина.
— А моё мнение таково, — вставил Сан Саныч. — Эти книги давно нуждаются в хорошем, согревающем костре.
Лев Сергеевич засмеялся, маленький Саша улыбнулся, Андрей же с ужасом обратил взор на гостя.
— Жечь… книгу?!
— Вот так — "пых"! — и Сан Саныч своими ручищами показал громадный костёр.
— А вы не смейтесь, — пригрозил учитель детям. — Тут жаждут совершить ужасное смертоубийство — кого? — книги!
— "Чего", — поправила Настасья Никитична.
— Нет-нет, именно "кого". Это для вас книга — картонная обложка, набитая страницами. Для меня она — живое существо, она друг.
— Ну что ж, — вздохнула Настасья Никитична, — друзьям ничего плохого делать нельзя, поэтому никто не будет жечь ваши книги.
— И славно, а то я уж думал совершить побег из этого дома.
— О! — воскликнул, жуя, Сан Саныч. — Бежать из этого дома ни в коем случае не следует, — здесь так прекрасно кормят.
Лев Сергеевич поднял взгляд на Андрея, ожидая от него философских изречений.
— Не отрицаю, — согласился Андрей, — однако для меня пища души важнее всех блюд мира.
Генерал улыбнулся лоснящимися жиром губами.
— Мне остаётся только посочувствовать!
Андрей обиделся, уткнулся в тарелку и более не произнёс ни слова.
Трапеза закончилась осушением бокалов и поглощением всего съестного, что имелось на столе. Сан Саныч не уставал хвалить и поваров, и хозяйку, и хозяина, держащего в таком безупречном порядке усадьбу.
Теперь они сидели в креслах в гостиной.
— А у меня, извольте верить, мышь повесится. Мот я страшный. Генеральской пенсии и той не хватает.
— Какая же пенсия? — поинтересовался Лев Сергеевич.
Генерал шепнул на ухо сумму. Волконский похлопал себя по животу, которого не наблюдалось.
— Что б я так жил!
— М-да, Рания неплохо заботится о своих защитниках.
Хозяин усадьбы вздохнул, предвкушая действие остроты.
— Враг, небось, с удивительной ловкостью побивается… пузом?
— Обижаешь! — пригрозил кулаком Сан Саныч. — Моя сила — в голове. Мы ж с тобой, гляди, стройные старички.
— В особенности ты.
— Да что я? Я люблю плотно позавтракать, плотно пообедать и ещё плотнее поужинать. Откуда, кобза тебе по рёбрам, тут быть фигуре? А вот ты остался прежним, только внутренне изменился.
— Оставь, — смутился Волконский.
— Душой вырос что ли.
— Все растут…
— Может быть, магически растут все, а душою — единицы. Ладно, оставим тему… Настасья Никитична, вы б сыграли что-нибудь эдакое.
Женщина без возражений, ни на кого не глядя, оставила вязание в своём портшезе, легко перепорхнула на стульчик, открыла пианино и виртуозно прошлась пальчиками по клавишам. Музыка рассыпалась по комнате и, тронув сердца слушателей, вмешалась в ход мыслей.
Слегка пьяненький Сан Саныч украдкой перехватил взгляд хозяина усадьбы. Взгляд этот был полон любви и ловил каждое движение супруги. Разум Дениса отметил, что важнее всего на свете для Волконского жена и дети, а потом погрузился в музыку.