Он стоит, не сводя глаз с коксовыталкивателя. Ему хочется сесть за рычаги и так же, как эта девчушка, управлять им, водить взад-вперед, готовить кокс — пищу для всегда ревущих, прожорливых домен.
Машина остановилась, и он подошел ближе: нет, девчушка вовсе не такая хрупкая, как показалось. И не маленькая, дюжая, с ухваткой опытной работницы.
— Привет ударнице!
Повела глазами. Завозилась у контроллеров: некогда ей, у нее работа. Звякнул звонок: уходи с дороги! Торопливо погнала машину к дышащей огнем печи: поспел коксовый пирог — нельзя медлить!
Платону пора идти, а он не двигается с места: далеко не уедет, вернется! Застегнув бушлат на все пуговицы, попрыгал, да что там холод! В глазах девушки, как ему показалось, есть что-то такое, чего никогда еще не видел, не испытал, какой-то неизъяснимый свет, перед которым невозможно оставаться равнодушным.
Вот и машина вернулась. Самое время поговорить с девушкой:
— Добрый день!..
Улыбнулась, показала на уши: ничего, мол, не слышу. Громче!
— Здравствуй, говорю! Как зовут?! — сложив ладони у рта, прокричал он.
Блеснула белками глаз:
— Дуль-ци-и-не-е-я!.. А ты кто, капитан Кук?
Платон погрозил ей пальцем. Но она уже включила машину, повела ее, неуклюжую, громоздкую, в другой конец короткой, пыльной, рассчитанной на метры, дистанции.
«Гордячка!» — подумал он.
Время шло, а машина не возвращалась: поломалась, что ли? Может, лучше пройти туда? Да нет, тронулась… Идет! Могучая, тяжеленная. Слышно, как лязгают колеса, дребезжит звонок.
С радостью шагнул навстречу и… оторопел. На сидении — угрюмая, пожилая женщина. Роба коробом… Платон опустил голову: все посерело, потускнело вокруг, даже небо из сине-светлого стало каким-то мутным. Что же случилось? Куда она девалась, глазастая? Показалось, вроде бы там, на той стороне… Не раздумывая, метнулся через путь перед самой машиной. Тревожно лязгнул звонок. Затем окрик:
— Сумасшедший!..
5
Рассмотрев документы матроса, кадровик заколебался: не тот профиль, номенклатура не та. Матрос же стал уверять, что он, военный радист, хорошо знаком с электричеством и вполне справится. Сперва, понятно, поездит с кем-нибудь, присмотрится… Тот улыбнулся: все это, мол, так, но прежде всего надо знать машину, иметь к ней допуск. И предложил демобилизованному пойти на курсы: видать, не хотелось ему отпускать парня. «Что ж, подучиться не мешает», — согласился матрос. Но тут выяснилось: из-за ремонта помещения курсы не работают. Это огорчило Платона. Кадровик предложил оформиться подсобником. Пройдет немного времени, и курсы откроются: потом можно и получше работу выбрать, а пока…
Предложение было неприемлемым. Не мог Ладейников начинать «все сначала». Подсобник или, как говорят, старший куда пошлют — это уже было в его биографии. Лучше, пожалуй, опять на стройку. Там он — каменщик, у него хотя и невысокий, а все же разряд. А это что-нибудь да значит. Конечно, куда интереснее устроиться на домну или, скажем, на одну из мартеновских печей, но опять же кем — подсобником?
Задумался, невольно вспомнил клуб ЦЭС, давние молодежные вечера, волейбольную площадку… Галину. Дивчина хоть и ростом не взяла, а как ловко гасила мячи. Не один раз Платон наблюдал за нею во время игры: собранная, верткая, она не терялась в любой ситуации. Птицей взмывала вверх и без промаха посылала мяч вниз за сетку. Шелковое платье на какой-то миг раскрывалось, как парашют, обнажая стройные, загорелые ноги. И новый счет, и неотразимая девичья красота — все это отзывалось гулким взрывом аплодисментов вошедших в азарт болельщиков.
Ладейников познакомился с Галей в горах, куда изредка по выходным дням выезжали на отдых рабочие.
В один из таких дней, прибыв в горы на попутных, он бесцельно бродил у речки, не зная, куда податься. И там увидел девушку. Модное кремовое платье, туфли-лодочки. Она топталась у перехода, не решаясь ступить на шаткую слегу.
— Дайте руку, — сказал он. — Ну, смелее! Не смотрите в воду.
Потом они поднялись на покатый холм, поросший лиственницей. Девушка стала окликать подруг. В ответ отзывалось только эхо. Идти дальше в горы с малознакомым парнем не решалась, но и оставаться здесь — тоже не хотелось. Сколько знакомых ехало вместе, и вот — ни души.
Спросил, как ее зовут, пошел рядом. Завели разговор о книгах, кинофильмах. Галя оказалась страстной киношницей. Говорить с ней на эту тему было легко и приятно. А когда зашел разговор о художниках, Платон слушал, не перебивая, любовался ее профилем и очень жалел, что не умеет рисовать.