— Это беспорядок, и его не можно терпеть.
— Вот-вот… не только разгоняете забастовки, а открываете по бастующим стрельбу. Что это, по-вашему, — театральное представление или игра в гольф? Я уже знаю, что вы на это скажете, но что бы вы ни сказали — это и есть та самая, жестокая и беспощадная, классовая борьба, которой вы не признаете и которую, кстати, не выдумал, а открыл ваш великий соотечественник — Карл Маркс.
— Рабочий хитрит, он всегда хотел иметь больше. У него есть работа, но ему этого мало, он требует еще и права…
— А капиталист не хитрит? Он, как правило, всегда стремится заплатить меньше; ему нужна прибыль. Много прибыли! Он считает: у него должны быть и прекрасный дворец, и яхта, и лучший автомобиль. И само собой понятно — все права. А вот рабочему, по-вашему, это не нужно. В общем, у одного — миллионы, у другого — не хватает на хлеб.
Гартман прищурил глаза:
— Халина, вы есть настоящий красный комиссар! Но довольно… Пора за работу.
7
Роза медленно поднималась на гору Магнитную. В сумке у нее шприц, банки, горчичники. Гору можно обойти, да делать крюк — кому охота. Лучше — напрямик.
Одолев первый пригорок, удивилась: там внизу, снег, а тут все ветром сдуло, камни ледяной коркой подернулись.
Стоя, засмотрелась на развернувшуюся панораму стройки. Над кружевами лесов, над мартеновскими трубами, над домнами — низкое, мутное небо, то и гляди — начнется непогодь. Перевела взгляд на карьер, где работает муж, можно бы зайти, да ладно — некогда. Однажды она была у мужа на работе, наблюдала за взрывами, которые он производил. Страшно!
«Главное, через вершину, а там до поселка — рукой подать», — утешала себя. Неожиданно налетел резкий ветер, обдал ледяной крупой. Повернулась спиной к ветру, а он, будто поняв ее маневр, завихрился, поддавая с боков, сверху, снизу. Наконец, собрав силы, ударил с налета в грудь! Роза поскользнулась и упала. Поднялась чуть не плача, больно ушибла колено, чулок порвался. Вывалившуюся из рук сумку отнесло ветром в сторону, но куда девалась варежка?..
Дыша на коченеющие пальцы, шла. Еще немного — и она будет на обратном скате: там, наверное, тише, теплее. И тут ощутила новый удар ветра. Над головой неистово завыли провода. Подняла голову, что ж, она так и пойдет — от столба к столбу. Но и столбы и провода вдруг исчезли, растворились на ее глазах. Все вокруг заслонила метель. Где-то в ином мире остался город, и она не может понять, где он — впереди или сзади, справа или слева. О если бы Янка знал, что она здесь, все бросил, уже бы искал ее. Зря не зашла, не сказала, куда направляется.
Удивилась, не понимая: шла на гору, а тут — низина. Куда девалась гора? Боясь окончательно сбиться с пути, остановилась: «Если идти прямо, вперед… Нет, нет, лучше, наверное, назад, ей кажется — город там… Маленького поселка уже не найти, набрести бы на город».
Акман-токман не унимался, коченели руки, ноги: нельзя стоять — двигаться, двигаться! Подхватилась, побежала, не зная куда, лишь бы согреться. Вскоре на лбу даже пот выступил. Но едва остановилась, как опять ощутила холод.
Страшно, по-волчьи, выл ветер, залеплял глаза снегом, и негде укрыться от него, переждать, согреть душу. Шла в одну, затем — в другую сторону, надеясь таким образом набрести на какое-нибудь строение, и вдруг различила под ногами пучки ковыля. Сухие, упругие, не поддающиеся никакой погоде, торчали они из-под снега, будто проволока. Значит, она в степи? Сжалось в комок сердце: заблудилась!.. Нога вроде отошла, но вот большой палец… Хорошо бы сейчас валенки. Да о каких валенках могла идти речь, если их совершенно не бывает в продаже. С трудом достала ботинки из свиной кожи. Когда обувь поступает в магазин, выстраиваются длинные очереди. Иной раз можно бы и постоять, но, кроме денег, нужно иметь талон. А талоны выдаются в первую очередь ударникам. Единственное место, где можно купить кое-что из обуви, — это базар. Но спекулянты заламывают такие цены, что за простенькие туфли приходится платить чуть ли не двухмесячный заработок.
Степь страшила Розу. Ее спасение — хутор, землянка, какой-нибудь сарай, но где все это — вокруг пустыня. Сёла здесь, как она слышала, разбросаны и находятся порой друг от друга на десятки верст. Попасть в село можно разве что случайно.
Донесся какой-то шум, и она ускорила шаги, надеясь увидеть поезд, подводу, встретиться с человеком, но вскоре убедилась — все это лишь почудилось. Сразу наступила усталость, ноги подламывались, хотелось опуститься на землю и хоть немного отдохнуть. Но ей, медику, хорошо известно, именно так и замерзают люди.
«Присесть — значит погибнуть», — убеждала себя, настойчиво шла. Ветер хлестал ее по лицу, сбивал с ног. Не поддавалась, упорствовала: не такая она слабая! Вдруг, вскрикнув, повалилась куда-то вниз. «Неужели смерть?» — мелькнула мысль. — Да нет же, она в овраге. Снег мягкий, будто перина. Откинула назад голову, прикрыла глаза. Как хорошо! Однако надо идти, двигаться!.. Хватаясь за верхушки лозы, карабкалась наверх.