Крепость Магнитная

— Отчего ж нет. Можно… Жалко, крепость Магнитную извели, можно сказать, совсем изничтожили. Мы с вами уже здесь на стройке были, когда ее доламывали. Потому что все равно должна уйти под воду. Вон какую плотину возвели! Сколько воды стало!.. А крепость, если сказать по-ученому, — реликвия. Ее остатки, как святыню, беречь следовало. Вот бы сейчас на нее взглянуть, бревна те потрогать, за которые Пугачев брался… Без того, что было, не обойтись. Старина, она силу духа придает!

— У нас кажут, взад хоть сокырою, — отозвался Глытько.

— Понимаю, поздно, но как можно молчать об этом? Как?

— Восстанавливать крепость никто не будет.

— Не в этом дело, — подхватил Дударев. — Люди должны знать прошлое, свою историю… — И стал излагать план культпохода в станицу Магнитную. — От крепости, понятно, ничего не осталось, последние камни ушли под воду, а вот дома, что на бугре, целехоньки. Очень важно в станице побывать, со старыми людьми погутарить. Там, слыхать, столетние проживают. А старый человек, он врать не станет, что от деда слыхал, так все и перескажет…

— Завтра же на бюро обсудим, — сказал Платон. — Культпоход — это здорово!

— Читай, что там дальше, — потребовал Климов. — Про Пугача читай.

Дударев пошуршал листами, отложил книгу:

— В мае 1774 года подступил Емельян Пугачев к крепости Магнитной. И войско у него немалое было. Больше крестьяне. Кто с ружьем, кто с пикой, больше с вилами, топорами, а то и вовсе с дубьем… И назначил Емельян Иваныч людей, чтоб, значит, его указ в крепость передали: сдавайтесь, мол, хамовы дети, бросайте ружья — пальцем не трону! Те же, кто обманет, а паче вздумает на меня силой итить, непременно схвачу и на дыбу вздерну…

Задумались, сидя в крепости, солдаты: может, и вправду сдаться? Но офицеры — ни в какую! Нет, кричат, не будем сдаваться, а тебя, Емелька Пугач, и все твое войско в капусту искрошим!

Поп, что святые дела в крепости вел, с крестом к воинам: не поддавайтесь, мол, соблазну нечистого, держитесь! Верой и правдой послужим царице-матушке! Тот же, кто самозванцу поверит и в полон сдастся, будет отлучен от святой церкви, вечно тому в котле со смолой кипеть, а еще лизать в аду горячую сковородку.

Выслушал Емельян Иваныч своих посланников и говорит:

— Брать крепость штурмом!

Загремело, загрохотало все вокруг. Полилась кровь. Но овладеть крепостью, в которой были пушки, в этот раз не удалось. Многие пугачевцы были убиты, многие — поранены. Сам Емельян Иваныч чуть было руки не лишился. Однако духом не упал: как задумал, говорит, так и сделаю!..

— Что книгу закрыл, читай, — потребовал Глытько.

— Все и так помню, — сказал Порфирий. — Вот слушайте. Глухой темной ночью раздались взрывы в крепости. Нашлись люди среди солдат, которые помогли Пугачеву — взорвали запасы пороха. Это и был сигнал к штурму. Поднялись пугачевцы, пошли, сломили, опрокинули драгун и пехотинцев, находившихся в крепости. Многие из солдат перешли на сторону Емельяна Иваныча…

Схватил Пугачев за грудки офицера: ты, спрашивает, комендант Тихановский?

Молчит офицер, что сказать — не знает.

— Почему же ты, сукин сын, не сдавался? Знал, ублюдок, против меня не выстоять. Почему — спрашиваю?!

Стрижет глазами комендант, молчит. А Пугачев:

— Сколько ты, гад, моих людей изничтожил! Сколько поранил!.. Как могу простить такого?.. На шибеницу его!

Не пощадил народный вождь и попа, который огненной геенной солдат запугивал.

— Постой, — сказал Платон. — Ты же, Порфирий, лекцию прочитать можешь.

— Ну не лекцию, так беседу, — подхватил Глытько. — На месте будет видно.

— Дальше… Что там дальше? — ближе подсел Антонио.

— Дальше? — обернулся Порфирий. — Дальше очень грустно. Собралось царское войско — видимо-невидимо, и стал им командовать генерал немецкий. Отчаянно сражались пугачевцы, да силы были неравные. Многие погибли, от ран умерли, а сам Емельян Иваныч был схвачен и закован в железные цепи. И когда его посадили в клетку и повезли в Москву, на одной из стоянок подошел к нему сам Суворов, многое хотел от него узнать. Завидую, говорит, тебе, Емелька, в твоем батальном искусстве. Объясни, братец, как ты, простой, неграмотный казак, а столько баталий выиграл? А требуется это для военной науки, для истории…

Ничего не ответил народный вождь, глазом в его сторону не повел. Про свое думал.

Напуганная до смерти царица Екатерина велела учинить допрос бунтовщику и, как можно скорее, покончить с ним. А жену его, сына Трошку и двух дочерей — заточить в темницу. Трошке всего десять лет было, Аграфене — шесть, а самой младшей — Христине — три года. Посадили их жандармы в крытый возок и ночью, чтоб никто не видел, повезли в далекую Кексгольмскую крепость.

Там они и сгинули.

Порфишка помолчал немного и стал досказывать, как после боев за крепость Пугачев на горе Магнитной биваком стоял. Требовалось накормить войско, подлечить раны, отдохнуть. Сколько длилась эта стоянка, никто не знает: сутки, двое, а может, всего одну ночь — не в этом дело. Некогда было задерживаться Пугачеву: обстоятельства подсказывали — надо идти на Троицк.