— До конца?! Вы, товарищ дивизионный комиссар, самовольно приказали оголить участок границы, оставили Палангу без боя, отведя беспричинно части 10-й стрелковой дивизии из города — нас уже проинформировали о вашем самочинстве! И ответите за это!
— Товарищ Диброва, я вам говорю как коммунист коммунисту! Люди могут говорить правду, и должны ее говорить. Но среди начальников есть те товарищи, которые нам совсем не товарищи. Они будут лгать и клеветать, им нужно скрыть свою гнилую сущность! Предпочитают очернять того, кто в отличие от них выполняет свой долг! И это следует рассматривать либо как карьерное приспособленчество или двурушничество, либо, что тоже верно может быть — вредительство!
Слова были брошены прямо в лицо корпусному комиссару, которое покрылось багрянцем, хорошо видимым в тусклом свете лампочки. Теперь терять было нечего — Николаев прекрасно понимал, что его подводят под скорый и неправедный суд, итог которого будет предопределен расстрелом, если сейчас не отвести от себя клеветнические обвинения.
— Войска были отведены по
Николаев остановился — теперь член Военного Совета Диброва выглядел немного растерянным. И решил для себя не прибегать к обострению ситуации. Серафим Петрович уже дал понять, что «стрелочника» из него сделать не выйдет, он обязательно «потянет» за собой «недоброжелателей», благо имеет в запасе убийственные для них доводы. Но в тоже время приходилось учитывать и тот факт, что ни к чему хорошему это не приведет, и будет иметь скверные последствия для
— Да и противник два дня наступает с большими потерями — мы продолжаем взрывать перед ним все мосты и мостики, даже самые завалящие, устраиваем засады, производим кратковременные артиллерийские налеты, штурмовки и бомбардировки с воздуха. На Барте у нас хорошие позиции — 67-я дивизия генерала Дедаева и вверенный мне 41-й укрепрайон готовы сражаться, благо против нас наступает только одна 291-я германская пехотная дивизия, пусть и усиленная еще дополнительными частями в полнокровную бригаду. Численность вражеской группировки нами оценивается, примерно, в 25 тысяч солдат, не больше. У нас вместе с моряками и мобилизуемыми жителями города и уезда будет даже чуть больше — не хватает лишь оружия и боеприпасов…
Командующий Северо-Западным фронтом генерал-полковник Кузнецов.
— С вооружением и боеприпасами вам обязательно поможем, уже приняли меры — эшелон со снарядами, минами и патронами сегодня выйдет из Риги. А завтра отправим второй — его собрать еще нужно. Отправим к вам с окружных складов старые трехдюймовки, «максимы» и трехлинейки — запас для укрепрайонов, что должен быть отправлен в конце этого месяца, но события пошли совсем иначе, чем мы думали.
Командующий Северо-Западным фронтом Кузнецов посмотрел с интересом на «ершистого» коменданта 41-го укрепрайона. Николаев за эти дни совершил невероятное — вверенный ему УР, существующий до первого дня войны только на бумаге, внезапно стал вполне реальным, пусть даже за счет других частей и подразделений — но ведь их нужно было как-то собрать и организовать для ведения боевых действий. Дивизионному комиссару решение данной задачи оказалось вполне по силам. Как и командиру 67-й дивизии генералу Дедаеву — за приморский участок теперь беспокойства не имелось. Можно было не сомневаться, что какое-то время у Либавы остается, пока противник не прорвется через реку Барта.
Зато на Шауляйском направлении под напором многократно превосходящего противника откатывалась 8-я армия. Но если 10-й корпус отбивался и отступал в относительно полном порядке, то 11-му крепко досталось. Вечером прекратилось сопротивление частей 125-й стрелковой дивизии в Таураге — она была фактически уничтожена в ожесточенных боях, став на пути целого танкового корпуса немцев. Отошел лишь 149-й стрелковый и два артиллерийский полка, и то благодаря тому, что их отход прикрыли части 202-й моторизованной дивизии и 9-й противотанковой бригады.