Крепость несокрушимая иначе как для Сакнота

И отправился Леотрик прямиком в лес, и срубил крепкую ореховую дубину, и в тот вечер лег спать пораньше. Но на следующее утро, пробудившись от тревожного сна, он поднялся до рассвета и, взяв с собою съестных припасов на пять дней, отправился через лес на север, к болотам. На протяжении нескольких часов шел он сквозь лесной мрак, а когда снова вышел на свет, солнце стояло высоко над горизонтом, озаряя водные заводи среди пустоши. Тут же разглядел юноша глубокие отпечатки когтей Тарагавверуга, и след хвоста между ними, подобный рваной борозде в поле. Леотрик пошел по следу, и вскорости услышал глухой колокольный звон: то билось бронзовое сердце Тарагавверуга.

А Тарагавверуг, поскольку настал час первой дневной трапезы, полз в направлении деревни, и сердце его гулко колотилось. Все до одного селяне по обычаю своему вышли зверю навстречу; ибо напряженное ожидание Тарагавверуга оказывалось невыносимой пыткой: невозможно было оставаться в четырех стенах и слышать, как он нагло принюхивается, переползая от двери к двери и прикидывает неспешно в своих отлитых из металла помыслах, кого из обитателей предпочесть на этот раз. А бежать от него никто не смел, потому что в давние времена, когда поселяне пытались спасаться бегством, Тарагавверуг, раз выбрав жертву, преследовал ее неумолимо, словно рок. Ничего не защищало противу Тарагавверуга. Однажды при его появлении люди взобрались на деревья, но Тарагавверуг наметил себе жертву, выгнул спину и, слегка наклонившись, принялся тереться о ствол, пока дерево не рухнуло. Когда же Леотрик приблизился, Тарагавверуг углядел его одним из крохотных стальных глазок и неспешно двинулся к нему, и гул его сердца эхом вырывался из отверстой пасти. А Леотрик отступил в сторону, оказавшись между чудовищем и деревней, и ударил его по носу, и в мягком свинце образовалась вмятина. Тарагавверуг неуклюже метнулся в сторону, издав один-единственный жуткий вопль: так звучит большой церковный колокол, одержимый духом, что вылетает из могил по ночам – злобным духом, дающим колоколу голос. Затем зверь снова ринулся на Леотрика, рыча от злости, и снова Леотрик отскочил в сторону и ударил чудовище по носу палкой. Тарагавверуг взвыл – вой этот походил на колокольный гуд. И как только драконокрокодил бросался на недруга или пытался свернуть к деревне, Леотрик наносил новый удар.

Так весь день Леотрик гнал чудовище палкой, уводя его все дальше и дальше от добычи, и сердце зверя колотилось свирепо и гневно, и он завывал от боли.

К вечеру Тарагавверуг перестал огрызаться на Леотрика, но резво бежал вперед, уворачиваясь от палки, потому что нос его распух и ярко сиял; а в сумерках обитатели деревни вышли из домов и принялись танцевать под звуки цимбал и псалтериона. Когда же Тараггаверуг услышал цимбалы и псалтерион, ярость и голод овладели им с новой силой, и почувствовал он примерно то же, что чувствует знатный лорд, коего не пускают на пир в его собственный замок, а он слышит, как, поскрипывая, вращается вертел и, шипя, поджаривается на нем сочное мясо. Всю ночь напролет зверь свирепо атаковал Леотрика и пару раз едва не сцапал его в темноте; потому что сверкающие стальные глаза ночью видели не хуже, чем днем. И до самого восхода Леотрик отступал пядь за пядью; а когда рассвело, недруги снова оказались у деревни, однако не так близко к ней, как при первой встрече, потому что за день Леотрик отогнал Тарагавверуга дальше, нежели Тарагавверуг оттеснил его за ночь. И вот Леотрик снова погнал чудище палкой, и гнал до тех пор, пока для драконокрокодила не настало время подумать о завтраке. Одну треть человека он съедал сразу по обнаружении, а остальное – в полдень и вечером. Но когда пробил час завтрака, исступленное бешенство овладело Тарагавверугом, и, клацая зубами, он стремительно прянул на Леотрика, но так и не схватил, и долгое время ни тот, ни другой не сдавали позиций. Но наконец боль от ударов дубинки по свинцовому носу победила голод, и драконокрокодил с воем повернул вспять.