Крепость Серахс (книга первая)

Каушут теперь не походил на прежнего Каушута. Глаза его горели, как глаза голодного тигра в клетке. Такой вождь и нужен был народу — забитому и озлобленному. Глядя на него, текинцы поняли, что именно он, и никто другой, должен был стать их вождем.

Каушут-хан вышел на порог и обратился к толпе:

— Люди, теперь я приказываю. Пусть богатыри, те, кто считает честь туркмен своей честью, седлают своих коней и собираются у ворот. Да поможет аллах нам в борьбе за нашу свободу!

Толпа, как черная туча, медленно потекла к воротам крепости.

Стоявшие на холме забеспокоились. Нового хана так и не успели благословить. Сейитмухамед-ишан быстро подскочил к Каушуту, призвал на помощь всех святых, затем воздел руки к небу и произнес торжественное "Омин!". Толпа, приостановившись на минуту, повторила вслед за ишаном:

— Да будь благословенным!

Каушут склонил свою голову перед Сейитмухамедом. Потом поднял ее и сказал:

— Ишан-ага, народ поверил мне, а вы благословили. Ради блага всех туркмен клянусь, что не пожалею ни сил, ни крови под защитой всевышнего.

— Омишалла![54] — ответил Сейитмухамед и поднес руку к бороде.

Люди седлали за воротами своих лошадей и ишаков. Кони били копытами землю, ишаки ревели, женщины причитали и взывали к аллаху… Шум над толпой стоял невообразимый.

Мужчины были вооружены кто как. У одних за поясом торчали кривые сабли, другие держали луки со стрелами, третьи ружья… Были и такие, что принесли с собой топоры, шесты, а то и вообще пришли без ничего.

Непес-мулла подошел к Каушуту:

— Неужели поведешь эту толпу, хан?

— Что толпа большая, это хорошо, — значит, все захотели прийти… Но, по правде сказать, лучше бы вместо десяти безоружных пришел один с ружьем.

Каушут с Непесом вошли в толпу. Надо было как следует рассмотреть будущих воинов.

Первым на глаза Каушуту попался Келхан Кепеле.

— Ты, Келхан, иди и набирай себе нукеров. Отбирай самых лучших и вооруженных.

Келхан забрался на своего коня, выкрикнул несколько имен и двинулся в ту сторону, куда показал ему Каушут. По пути к Келхану стали присоединяться мужчины.

Каушут заметил трех ребят, державшихся вместе и очень похожих друг на друга. Он поманил их рукой.

— Из какого аула?

— Из Горгора, хан-ага.

— Чьи будете?

— Из Язы.

— Я спрашиваю, дети чьи?

— Селима-слепого, хан-ага.

— Братья?

— Да, все трое.

— А отец жив еще?

— Нет, умер, хан-ага.

— А мать?

— Мать жива.

— Она и собирала вас?

— Да, хан-ага.

— Ну что, нового хана будете слушать?

— Да благословит аллах тебя, хан-ага.

— Ну, молодцы. А кто из вас самый младший?

Один из юношей улыбнулся:

— Я, хан-ага.

Каушут внимательно посмотрел на него.

— Ну вот, ты, сынок, ступай домой. Скажешь матери…

— Хан-ага! — перебил его юноша, но старшие братья грозно посмотрели на младшего, и юноша сразу замолчал.

— Скажешь матери, братьев Каушут-хан взял с собой, а меня назад отправил… Понял?

Младший обиженно поглядел на хана:

— А нельзя ли, хан-ага, чтобы кто-нибудь из них остался?

— Нет, сынок, нельзя. Ступай. А вы, молодцы, идите к Колхану Кепеле. Удачи вам!

— Сто лет жизни, хан-ага!

Каушут огляделся и заметил в толпе Дангатара. Позади него на одной лошади сидели Курбан и Ораз. Из-за пояса у Дангатара торчала кривая сабля, а за плечами висело ружье.

— Куда собрался, Дангатар-ага? — подошел к нему Каушут.

Дангатар поправил по привычке повязку на пустой глазнице.

— Туда же, куда и ты, хан-ага.

— Да? А не лучше тебе вернуться домой?

Дангатар отвернул голову так, чтобы Каушут видел только здоровый глаз. Он решил про себя, что хану не нравится его увечье.

— Это уж мое дело, куда мне идти. Я не ребенок.

— А что ж ты раньше молчал, когда меня еще не выбрали? Я же всех спрашивал, кто против меня?

— Я не против!

— Как не против! Я тебе говорю одно, а ты другое! Какой же я хан, если с первого дня уже меня не слушают!

— Я слушаю…

— А раз слушаешь, давай поворачивай и ступай в аул. — Каушут почувствовал, что взял слишком резко, и, чтобы не обидеть старика, добавил: — В ауле тоже люди нужны, Дангатар-ага. Если все на войну уйдут, что же это будет? Даже за скотом некому присмотреть.

Дангатар вздохнул и покорно кивнул головой.

— Ну а вы куда? — Каушут повернулся к Оразу с Курбаном. — Ораз-бек, ну-ка слезай с коня!

Ораз сразу надулся.

— Каушут-ага! Я уже не ребенок, папу спросите! Я уже стрелял из ружья!

— Вот и стреляй! Тебя в ауле много ворон ждет. Смотри, к моему возвращению чтобы ни одной не было!

Каушут пошел дальше разглядывать воинов нового ополчения. Вдруг он услышал голос у себя за спиной:

— Вот, дедушка, хан-ага.

Каушут обернулся. Перед ним стоял слепой с мальчиком-поводырем. Старик протянул руку. Каушут поздоровался с ним.

— У меня нет глаз, хан. И лица тоже нет. Один только внук. Когда он вырастет, сядет на коня и будет твоим нукером. Удачи тебе, острого оружия, хан! — Старик поднял руку, и вслед за ним это движение повторили все те, кто стоял рядом.