Крепость Сол (сборник)

Тем не менее у Джонсона вспотели ладони, когда он двинулся через холл, так как, едва пройдя три метра, он должен был встретить первый Глаз. Скромный вид этого прибора был обманчив: можно было только заметить небольшую линзу телекамеры, скрытой в стене, а под ней металлическую задвижку еще меньших размеров. Камера и задвижка были непосредственно связаны с главным Опекуном Марса, гигантской ЭВМ, в задачу которой входила слежка за правильным исполнением Свода Законов, первая заповедь которого гласила: «Все, что не разрешено, запрещено».

Практически это означало, что все последующие части Гегемонического Свода состояли из длинного перечня, детализировавшего, что Опекаемый имел право делать в каждом конкретном случае, то есть из «Разрешенных Деяний». Все, что не совпадало с этим перечнем, запрограммированным на ЭВМ, считалось «Запрещенным Деянием», то есть преступлением. А любое преступление каралось смертью.

Суд и приведение приговора в исполнение производилось немедленно. Прямо под Глазом находилось выходное отверстие излучателя, также скрытого в стене. В состав Луча входили смертельные радиоактивные изотопы. Устройство излучателя было также соединено с ближайшей ЭВМ.

Так Гегемония свела правосудие к рефлекторной автоматической дуге. Глаз безостановочно передавал информацию ближайшему Опекуну, который сравнивал ее с перечнем Разрешенных Деяний. По слухам, если какой-либо поступок, каким бы он безобидным ни был, не совпадал с этим перечнем, устройству излучателя данного Глаза передавался сигнал. Свинцовая заслонка открывалась, и смертоносная радиация распространялась в данной зоне. Время реакции всей системы не превышало секунды. Насколько верны были эти слухи?

Действительно ли Главный Опекун давал команду немедленно казнить любого Опекаемого, виновного в Запрещенном Деянии?

Действительно ли такая программа была заложена в ЭВМ? Этого Джонсон не знал.

Но он слышал, что очень многие Опекаемые нашли смерть при, казалось бы, необъяснимых обстоятельствах.

Он прошел мимо первого Глаза и с какой-то отрешенностью подумал, что еще жив.

Если слухи, которые распускала Гегемония, были оправданы, очень легко было совершить роковую ошибку: это мог быть подозрительный взгляд, неподходящая деталь одежды, факт нечаянного проникновения в зону, запретную для обслуживающего персонала.

Самое кошмарное — перечень деяний, разрешенных законом, был точно известен, тогда как действия, способные вызвать немедленную смерть, точно определены не были.

Если Гегемония вводила в заблуждение в том, что касалось роли Опекуна, то это было еще хуже, так получалось, что смерть могла наступить в любой момент, без всяких видимых причин.

Глаза и Лучи незримо присутствовали во всех или почти во всех публичных заведениях Гегемонии: в магазинах, театрах, государственных учреждениях. Ходили слухи, что Совет готовился издать декрет, предусматривающий оборудование всех новых жилых помещений и зданий Глазами и Лучами. Если это было действительно так, то исчезала последняя видимость частной жизни, которая еще оставалась у Опекаемых.

Джонсон прошел мимо Третьего Глаза… мимо Четвертого. Теперь оставался только один, расположенный как раз над секцией из трех кабин лифта, с целью воспрепятствовать любому, кому это было запрещено. Здесь-то и должно было все решиться.

Джонсон направился к третьей кабине и вытащил из кармана тряпку. Напевая вполголоса, он начал протирать медные детали открытой дверцы. Затем, по-прежнему с тряпкой в руке, он вполне естественно переступил порог и занялся металлическими деталями внутри кабины.

«Все еще жив! — сказал он сам себе, торжествуя. — Все будет в порядке!»

В тот момент, когда он уже собирался нажать на кнопку третьего этажа, он бросил случайный взгляд вверх и почувствовал, что кровь застыла у него в жилах.

На потолке он увидел Глаз и Луч.

Надо было попробовать… Рискованно, но выбора не было.

Он закончил обработку двери и принялся за панель с кнопками этажей. Дойдя до кнопки третьего, он слегка нажал на нее через тряпку.

Когда дверь закрылась, и лифт начал движение вверх, он рванулся назад, выражая всем своим видом изумление, которое, он надеялся, было разыграно как следует.

Затем он пожал плечами и продолжал свое занятие.

Но все же он задержал дыхание на время этого подъема, который показался ему нескончаемым.

Глаз ничего не заметил! Задвижка не отскочила!

На третьем этаже лифт плавно остановился, и двери раздвинулись. Джонсон в последний раз протер панель и вышел. В коридоре, который вел к выходу, он сдержал вздох облегчения. Самое трудное было позади. Видимо, Опекун не интересовался промахами обслуживающего персонала.