Крепость стрелка Шарпа

Делать до прибытия Торранса было нечего. Можно бы прогуляться, поискать бумагу, перо и чернила да написать письмо в Серингапатам Симоне Жубер, но Шарп решил не перетруждаться. Он снял саблю, расстегнул ремень, скинул мундир и завалился на веревочную кровать.

Крепость снова огрызнулась пушечным выстрелом, прозвучавшим наподобие далекого грома. Шарп уснул.

* * *

Сержант Обадайя Хейксвилл стащил сапоги, и комнату наполнил запах, заставивший Торранса закрыть глаза.

– О господи... – обреченно простонал капитан.

Ему и так было плохо. Накануне Торранс выпил едва ли не целую бутылку арака, потом очнулся от колик и до рассвета то забывался ненадолго, то просыпался в кромешной темноте. Уже светало, когда в дверь робко постучали. Капитан выдал добрую порцию проклятий, после чего как будто провалился на несколько часов. И вот теперь его разбудил Хейксвилл. Словно не замечая запаха, которым поделились с комнатой его сапоги, сержант принялся разматывать портянки. Здесь вонь была посильнее. Более всего она напоминала запах прогорклого сыра, хранившегося пару месяцев в брюхе мертвеца. Торранс подвинул стул к окну и поплотнее запахнулся в халат.

– Жаль Наига, – сказал капитан.

Хейксвилл, с недоверием выслушавший рассказ Торранса о достигшей индийца смерти, был не только опечален этим известием, но и повергнут в ужас сообщением о том, что помощником капитана назначен прапорщик Ричард Шарп.

– Значит, чертовы шотландцы не пожелали его принять, – пробормотал сержант себе под нос. – Никогда не был о них высокого мнения, но, похоже, что-то от мозгов у них еще осталось, раз они поспешили избавиться от Шарпи. – Хейксвилл обнажил правую ногу, и Торранс, едва не задохнувшийся от стойкого зловония, решил, что между пальцами у сержанта завелся черный грибок. – Теперь его подсунули вам, сэр, – продолжал сержант, – и, по правде сказать, мне вас жалко. Такой приличный офицер. Это я про вас, сэр. Несправедливо, да. Проклятый Шарпи! Нет у него такого права, чтобы быть офицером! Нет! Разве он джентльмен? Нет, сэр. Вот вы – да, джентльмен. А Шарпи – нет. Из грязи вышел. Как и все мы.

– Тогда почему же его произвели в офицеры? – спросил Торранс, с опаской наблюдая за тем, как сержант разворачивает портянку на левой ноге. Портянка похрустывала.

– А потому, сэр, что спас генералу жизнь. То есть так считается, что спас. – Хейксвилл замер, пережидая, пока прекратится судорога. Лицо его, и без того не отличающееся приятностью черт, превратилось в жуткую маску. – Да, сэр, спас жизнь генералу Уэлсли при Ассайе. Я, конечно, в это не верю, но сэр Артур, похоже, верит, вследствие чего паршивец Шарпи ходит у него в любимчиках. Шарпи пернет, а сэру Артуру кажется, что это свежий ветерок с юга подул.

– И когда же это у них началось? – полюбопытствовал Торранс.

– Четыре года назад, сэр. Я тогда устроил так, что Шарпи дали тысячу плетей. Был бы покойничком наш Шарпи, как ему и положено, да только сэр Уэлсли вмешался. Остановил порку, так что наш герой получил только двести плеток. Подумать только, остановил наказание! – Несправедливость сего акта до сих пор возмущала сержанта. – И вот нате вам – теперь Шарпи еще и офицер! Говорю вам, сэр, армия не та, что была. Все рушится, все! – Он стащил наконец портянку с левой ноги, задумчиво посмотрел на черные от грязи пальцы и недоуменно покачал головой. – Вроде бы и мыл недавно, в августе, а по ним и не скажешь, а?

– Сейчас декабрь, – язвительно напомнил Торранс.

– Хорошей помывки, сэр, должно хватать на полгода.

– Некоторые занимаются этим чаще, – намекнул капитан.

– Может, кто и занимается, сэр. Вы, к примеру, как есть джентльмен. А вот я портянки снимаю, только когда ноги сотру. – Хейксвилл нахмурился. – Давно не стирал. Уже и не помню, когда такое было. Бедняга Наиг! Неплохой был парень, хоть и черный.

У Торранса насчет Наига было другое мнение; капитан считал толстяка-индийца злобным и мерзким типом, скверной на лике земли, но спорить с Хейксвиллом не хотелось.

– Нам определенно будет его не хватать, – вздохнул он, изображая подобающую случаю скорбь.