КРЕПОСТЬ ТЕЛЬЦОВ

Осекшись, служка уселся на мозаичный пол, еще утром зеленоватый, потом сделавшийся ярко-алым, а теперь начинающий буреть, и стал раскачиваться из стороны в сторону, глядя перед собой застывшим взглядом.

Человек, обыскивавший труп, наконец справился с застежкой, и золотая цепь желтой змеей заструилась меж его пальцев.

Яссен, пошатываясь, двинулся к марадеру.

– Ну, ты, – жрец отвесил незнакомцу пинок, – вынеси падаль из храма!

– Падаль… падаль… падаль… – забубнил служка.

– Хиффим, умоляю, приведи в чувство этого бедолагу! – крикнул Яссен, и его голос надтреснутым эхом заметался под сводами храма.

С площади перед храмом доносились голоса. Морщась от боли, жрец направился к выходу; под подошвами его башмаков жирно чавкала густеющая кровь.

Остановившись на пороге, старик увидел наспех сооруженный матерчатый навес, под которым собралась вся верхушка Ариссы. Едва он появился, постные физиономии собравшихся обратились к Яссену. Городской голова Кашнавс – дородный мужчина с лицом героя, какими их обычно высекают на стелах, устанавливаемых в честь военных побед вокруг дворца Сына Скорпиона – в полной прострации растекся в кресле, остальные стояли слева и справа от него.

Здесь же, у границы отбрасываемой навесом тени, возилась многочисленная похоронная команда – стаскивали трупы и сваливали в кучу под стеной Цитадели. В отличие от начальства, похоронщики, сплошь простые горожане и небогатые купцы, вовсю радовались жизни, и каждая найденная на покойниках побрякушка, каждый бесхозный кошелек с дзангами лишь прибавляли им хорошего настроения. Воздух звенел от охов и ахов счастливчиков.

Руководил людьми Сегеф, молодой помощник начальника гарнизона Ариссы. Прежде веселый и жизнерадостный, в эту минуту он был мрачнее тучи.

Жрец вошел в тень навеса, Сегеф, оставив подчиненных, приблизился к нему.

– Сколько? – кивнув на трупы, спросил Яссен.

– С полсотни, – хмуро ответил Сегеф.

– Мало, – сказал жрец. – Остальным дали уйти.

– Не всех еще собрали, – зло сплюнул Сегеф. – А остальные – куда они денутся, передавим. Главное, выбить тех, что забаррикадировались на базаре.

– Много их там?

– Человек двести. Выбить будет тяжело.

– Почему?

– Они захватили оружейные лавки, вокруг лотки с провизией, вода. Считай, маленькая крепость.

– Крепость, – Яссен сделал пренебрежительный жест. – Там инородцы: купчишки, приказчики и слуги. А против них – весь гарнизон Ариссы, – лучшие воины-тельцы, – и половина горожан. И поди ж ты – крепость!

– Инородцам нечего терять, – выдавил Сегеф. – В отличие от наших. Зря мы послушались тебя и заперли ворота…

– А ты бы предпочел, чтоб они вырвались из города, – саркастически заметил Яссен. – И предупредили тех, кто остался под стенами.

– Я бы предпочел избежать резни, – сказал Сегеф.

– Оставь свои предпочтения при себе, – скривился Яссен. – Что за стенами?

– Два конных отряда прочесывают местность. Добивают наших гостей, – офицер снова сплюнул, слюна упала на землю у самых башмаков старика. – Тех, кто побежит в степь, порубят в капусту.

– А тех, кто подастся в горы? – не унимался жрец, проигнорировав выпад.

– А эти – твоя забота, – прошипел Сегеф. – Поднимись в башню, погадай. И если Телец еще не проклял тебя за то, что ты натворил, он покажет тебе, где они прячутся!

– Стало быть, ты не веришь в знак, что подал мне Телец, – буднично произнес Яссен.

К этому моменту большинство могильщиков оставили работу и, столпившись у навеса, внимательно следили за разговором.

– Знаешь, во что я верю? – прорычал Сегеф. – В то, что мы нарушили священный обычай. Что мы ослушались самого Сына Тельца. Что мы ополчили против себя весь мир, что здесь никогда больше не случится ни одной ярмарки, и этот вонючий городишко сгинет в этих горах, исчезнет покинутый людьми, истлеет, распадется в прах, а его жители будут дохнуть с голоду, будут нищенствовать и просить подаяния в других городах, только им, как клятвопреступникам, не подаст никто! Вот во что я верю, тебе ясно?!

Зеваки, только что изрядно поживившиеся на предательстве, неодобрительно зароптали.

– Мне ясно, – произнес Яссен, опустив седую голову. – Мне ясно, что горстка инородцев кое-кому здесь дороже, чем безопасность города. Мне ясно, – он возвысил тон, – что взятки, получаемые от пришлых, затмили некоторым взор. Мне ясно, что в эти страшные времена, когда у границ нашей Земли стоит враг, не воины и не отцы города следят за происками злоумышленников, а скромный жрец, наущаемый божеством. Мне ясно, – Яссен уже кричал, рискуя сорвать голос, – что пылкому Сегефу плевать на волю бога! Что он готов облобызать кого угодно, даже Нерожденного, а на явный и недвусмысленный знак небес наплюет, как на бредни обезумевшего старика! А стало быть, самому ему место – не в седле вождя, а вон там, – он указал пальцем на гору трупов, – под стеной, среди инородцев, отбросов, таких же, как он сам! Вы, отцы города! – обратился он к Кашнавсу и свите. – Как вы терпите рядом с собой этого… этого…