Крепость во тьме

Череп его был маленьким и безволосым, а утонченным чертам лица могла бы позавидовать прекрасная женщина. На губах его – красная помада, веки накрашены. Из мочек ушей свисали серьги в форме знаков зодиака. Но никто посторонний не мог бы сказать, какого оно пола.

Глаза его были закрыты, рот открыт.

Оно пело.

Песня его несла ужас и зло. Казалось, голос пропитался его собственным страхом.

Губы, с которых срывались слова, не шевелились.

Сиденьем ему служил трон из темного базальта. На полу вокруг красовалась пентаграмма. Мрачная, словно воды Стикса, поверхность, казалось, уходила в бесконечность. Лучи пентаграммы заполняли сверкающие каббалистические знаки: красные и синие, желтые и зеленые. Цвета переливались и менялись в такт песне, превращаясь в мгновенные серебристые, лиловые и золотые вспышки.

По гладкой атласной коже на женственном лице струился пот. На висках проступили темные вены. Напряглись мышцы на шее и плечах. Маленькие изящные руки с длинными кривыми острыми ногтями цвета свежей крови вцепились в подлокотники трона.

Факелы над высокой спинкой трона замерцали, светя все слабее и слабее.

Песня смолкла…

Существо поднялось, собрав последние остатки сил. Из его горла вырвался крик.

Темнота постепенно расступилась.

Существо медленно подняло руки. Его песня-крик превратилась в торжествующий вопль.

Глаза его открылись – сияющие, удивительного небесно-голубого цвета. И в их взгляде чувствовалась безграничная злоба.

Затем снова сгустилась тьма. Сзади появился чудовищный палец, быстро обвившись вокруг жертвы, словно ночной питон. Отростки-щупальца устремились к ноздрям и открытому рту чародея.

II

Каравелла медленно поворачивалась по воле неощутимого течения. Море было прохладным и спокойным, словно отполированный нефрит. Ни плавник, ни ветер не нарушали его безжизненную гладь.

Мой взгляд уже целую вечность был устремлен на море. Оно было там, но я больше его не видел.

Туман куполом накрывал дрейфовавший в штиле «Дракон-мститель». Там, где мгла смыкалась с недвижным морем, она напоминала гранитную стену, но над головой становилась реже, и сквозь нее проникал дневной свет.

Иногда, приложив немалые усилия, мне удавалось покинуть собственное тело. Но слишком удалиться от него я не мог – нас связывали заклятия высшего порядка.

Я был рад, что убил того, кто наложил эти заклятия. Я знал, что если когда-нибудь сумею бежать из этого карманного ада и встречу своего врага в загробной жизни, то снова на него нападу.

Я смог освободиться в достаточной степени для того, чтобы окинуть взглядом жалкие останки моего плавучего гроба.

Борта каравеллы на фут от ватерлинии покрывал изумрудный мох. Разноцветные грибы вгрызались в гниющие доски. Такелаж болтался, словно обрывки паутины. Паруса превратились в лохмотья – старая хрупкая парусина готова была рассыпаться в прах при первом же порыве ветра.

Палубу усеивали человеческие тела.

Из спин и грудей торчали стрелы. Руки и ноги причудливо вывернулись. На скользких досках лежали вывалившиеся внутренности. Ужасающие раны зияли во всех телах, включая мое.

Но нигде не было видно ни крови, ни следов разложения.

Не биологического – морального. «Дракон» был выгребной ямой мира.

Шестьдесят семь пар глаз неподвижно смотрели на серые стены нашей крошечной неменяющейся вселенной.