Крепостная певица

Артур Конан Дойл КРЕПОСТНАЯ ПЕВИЦА

Путешествуя как-то в Польше, автор сиих строк узнал о событиях столь печальных, настолько глубоко потрясших его, что счел необходимым запечатлеть их в повести, дабы показать, к каким трагедиям приводило польское, а точнее сказать, российское крепостничество[1], причем не только в екатерининские времена, но и в недавнем прошлом. Польская знать, по сути дела сама пребывавшая в рабстве, искренно стремилась к освобождению крепостных, но подчиненность законам Российской Империи запрещала ей осуществить подобный шаг.

Городок Побереже в Подольском воеводстве в Польше примостился у подножья горы, орошаемой множеством ручьев. Он представляет собой скопление жалких домишек, в центре которого расположены католический костел и две православные церкви, которые легко отличить от него по их позолоченным куполам. По одну сторону базарной площади размещается единственный в городе постоялый двор, а по другую — несколько лавок, из окон и дверей которых выглядывают неряшливо одетые евреи-сидельцы. В некотором отдалении от города, на холме, покрытом виноградниками и фруктовыми деревьями, возвышается графский замок, который, быть может, не совсем соответствует своим внешним видом столь пышному названию, но, с другой стороны, у кого повернется язык назвать иначе обитель владетеля здешних мест?

В то утро, с которого начинается наш рассказ, управляющий поместьем получил из замка распоряжение, в нем не было ничего из ряда вон выходящего: следовало подобрать для господской службы двух крепких молодых парней на конюшню и молодую девку в каштелянскую. Повинуясь этому приказу, изрядное число самых красивых крестьянских юношей и девушек Ольгогродского повета собралось на широкой аллее, ведущей к замку. Некоторых провожали опечаленные, плачущие родители, в чьих сердцах, однако, теплилась робкая надежда: «Быть может, выберут не мое дитя?»

Когда всех завели во двор, из замка вышел сам граф Рожинский в сопровождении домочадцев, дабы лично произвести смотр подросшему поколению своих подданных. Это был маленький неприметный человечек лет пятидесяти с глубоко посаженными глазами и насупленными бровями. Его жена — чрезвычайно дородная дама примерно тех же лет — отличалась на редкость вульгарной внешностью и громким, сварливым голосом. Ее жалкие попытки подражать манерам и осанке истинных аристократов выглядели просто смешно. Надо отметить, что оба супруга были полны решимости пробиться в высшее общество, невзирая на собственное весьма сомнительное происхождение: отец «сиятельного» графа Рожинского был простым камердинером. На службе у знатного вельможи, сделавшего его своим фаворитом, папаша сумел скопить достаточно денег, чтобы унаследовавший их сынок смог приобрести обширное поместье в Ольгогродском повете, а вместе с ним еще 1600 человеческих душ в безраздельную собственность. Власть его над крепостными была абсолютной. Если же, доведенные барским гнетом до безумия, они осмеливались проявлять непокорность — горе таким смельчакам! Их ждали сырые, зловонные подвалы, где прикованные за руку узники могли годами томиться, не видя солнечного света, постепенно забываемые всеми, за исключением тюремщика, ежедневно приносившего им кружку воды и заплесневелый сухарь.

Кое-кто из стариков поговаривал, что Савва, отец молоденькой девушки, пришедшей теперь к замку вместе с пожилой женщиной и стоящей первой в ряду своих сверстниц, также заточен в подземную темницу. Этот Савва всегда крутился возле графа. Рассказывали, что граф привез его из какой-то далекой страны вместе с маленькой дочкой, осиротевшей со смертью матери. Савва отдал девочку на воспитание пожилой чете, что присматривала за пасекой в лесу близ замка, и иногда навещал ее. Но вот однажды он не пришел, и больше уже не появился. Напрасно лила слезы маленькая Анелька, тщетно вопрошала: «Где мой отец?». Отца она больше не увидела. В конце концов прошел слух, что Савва был послан куда-то далеко с крупной суммой денег и там сделался жертвой разбойников. В девять лет даже самая тяжелая потеря забывается быстро. Не прошло и полугода, как Анелька перестала горевать. Приемные родители были добры к ней и любили девочку как родную дочь. Им и в голову не приходило, что Анельку могут забрать прислуживать в господский замок, да и у кого хватило бы совести отнять единственное чадо у семидесятилетних стариков?

В тот день она впервые очутилась далеко от дома. С любопытством она разглядывала все, что попадалось на глаза, в особенности девушку, с виду — свою ровесницу, в удивительно красивом наряде, и юношу лет восемнадцати, который, судя по плетке у него в руках, только что вернулся с верховой прогулки. Молодой человек расхаживал взад-вперед, разглядывая выстроенных перед ним в шеренгу крестьянских парней. Наконец, он отобрал двоих, и их сразу увели на конюшню.

— А я выбираю вот эту девушку, — заявила его сестра Констанция Рожинская, указывая на Анельку. — Она здесь самая красивая, а я терпеть не могу рядом с собой дурнушек.