Крепостной

Должность кофе-шенка он получить не смог. Это оказалась весьма важная придворная должность, за которую интриговали даже дворяне, и при Великом князе Николае такой штатной единицы не было. А должность при императрице уже была занята. Зато удалось пролезть в «казачки» — то есть стать этаким мальчиком на побегушках, которого, слава Богу, накрепко прикрепили к личной свите Великого князя Николая. По его собственному повелению, утверждённому решением его матушки — вдовствующей императрицы и единоличной хозяйки Павловского дворца. Та, ажно, снизошла до личной беседы с мелким дворцовым крепостным, чем-то сильно заинтересовавшим её третьего сына. То есть, конечно, чем именно он его заинтересовал, ей доложили. Причём в подробностях. Более того — она даже на это посмотрела. Но ничего не поняла. Какие-то щепки, обломки и мусор… А всё потому, что к тому моменту, когда «государыня» пришла посмотреть на то, чем таким-этаким заинтересовался её сын, сделанный Данилкой планер уже потерпел крушение. Ну, так запускали-то его все кому не лень! От самого Николая до гвардейцев-семёновцев, осуществлявших охрану дворца и стоявших здесь в караулах. Причём, к запуску привлекли даже и тех, кто стоял на постах, что для бывшего майора выглядело совсем уж вопиющим нарушением Устава гарнизонной и караульной службы. Но для местных это, похоже, было в порядке вещей. Даже воспитатель Николая, генерал Ламздорф ничего не высказал по этому поводу, хотя, как военный, по мнению бывшего майора, должен был первым пресечь подобное нарушение. Впрочем, кто его знает, чего записано в нынешних уставах? Может там первым пунктом идёт «угождать всем высокопоставленным аристократам и, особенно, лицам императорской крови»? Как бы там ни было — его планер продержался достаточно долго для того, чтобы его увидели младший брат Николая — Михаил, уже упомянутый воспитатель обоих младших Великих князей генерал Ламздорф, «высочайшая няня» графиня Ливен, а также ещё около полусотни придворных, офицеров, солдат и прислуги. А полдюжины из них ещё и удостоилась права самолично запустить планер в полёт… Так что Данилка даже удивился тому, сколько тот смог продержаться. По его прикидкам он должен был выдержать пять-шесть запусков, максимум — не более десяти, а продержался почти два десятка. И сломался лишь тогда, когда дюжий семёновец по велению генерала Ламздорфа запустил его с недоделанного балкона второго этажа правого крыла. Уж слишком сильно тот его швырнул. Так что планер, ещё не покинув руку гвардейца, громко хрустнул и камнем рухнул на засыпанный мелкими камешками двор. Генерал Ламздорф, наблюдавший полёты со ступенек дворца, нахмурился и, бросив:

— Бесполезная игрушка! — развернулся и ушёл внутрь дворца, движением руки повелев обоим младшим Великим князьям следовать за собой. Что едва не стало для Данилки полным провалом всех его усилий. Нет, не потому, что генерал Ламздорф не одобрил его творение, главные зрители-то — юные Великие князья были в восторге, а вследствие того, что пока он собирал обломки своего детища, к нему подобралось двое лакеев и сцапали его, тут же притащив под светлы очи «мусё Кристофа». Он здесь тоже присутствовал. Ну, дык кто бы сомневался…

— Ну что, пащенок, добегался? — на русском «мусьё Кристоф» говорил с заметным акцентом, но достаточно чисто. — На конюшню его — сорок плетей!

— Ох, ты ж… — ахнул кто-то из дворни. Сорок плетей — верная смерть. Даже для взрослого. А уж мальчонке-то и десятка может хватить. Да что там десяток — энтот-то в прошлый раз после единого удара кнутом едва отлежался. И хотя он с того момента довольно сильно окреп, но сорок плетей… Данилка дёрнулся, пытаясь вырваться, но лакеи держали крепко. Чёрт! Попал как кур в ощип. И как он мог так расслабиться? А самое обидное, что всё почти получилось… Маленький трубочист отчаянно огляделся. Что делать? Сейчас ведь уволокут на конюшню и запорют! Но тут высокие, двустворчатые двери дворца распахнулись, и на пороге появилась сама «государыня».

— Государыня императрица! — громко проорал один из гвардейцев и вытянулся во фрунт. Все же остальные, кто толпился во дворе с интересом пялясь на разворачивающееся действо под названием «наказание неуловимого», поспешно склонились в поклоне.

«Государыню» Данилка до сего момента, конечно, видел, но издалека. Женщиной она была весьма в теле, но вполне симпатичной. Ну, на взгляд бывшего майора. И для сорокалетней женщины. Единственное, что сильно портило её в его глазах — это выражение лица. Оно почти всегда было надменным и очень часто презрительным…

Она подошла к нему совсем близко и уставилась на него холодным взглядом.

— Трубочист?