Погреб усадьбы Домбровских был огромным и холодным даже в летнюю жару. Каменные стены и посыпанный песком пол, специальная конструкция, в которой предусматривалась хорошая вентиляция, не позволяющая, однако повышать или понижать температуру помещения. Лампы освещения, сделанные в виде фонарей, которые коптили конечно, но достаточно хорошо освещали вокруг, — все было предусмотрено для долгого хранения различных овощей, фруктов и всевозможных солений. Кованые двери, специальной установки, ключи от которых в прежние времена были только у Марьи Сергеевны, и Порфирия, также хорошо защищали содержимое погреба от перепада температур. Но главным достоянием погреба был не он сам, а винный погребок, спрятанный за потайной дверью, который Дмитрий Алексеевич велел выстроить по собственным чертежам со сложной схемой отдушин и вентиляционных труб, трубок и трубочек, которые и создавали в нем необходимую для хранения вин температуру. Причем внизу она была гораздо ниже, чем вверху и поэтому на полках в определенном порядке располагались различные сорта сухих и сладких вин, настойки и коньяки, которых Марья Сергеевна, еще при жизни увлекавшаяся их приготовлением, изготовила великое множество. После отъезда Домбровских, Порфирий так и не решился к ним притронуться, а другие допуска к погребу не имели.
Забрав у Порфирия ключи Марьи Сергеевны, Даша с Никитой спустились в погреб. Даша зажгла лампу. На полу, в углу, уснув, сидел Федор. Он сумел развязать себе руки и ноги и, по видимому, нашел способ отпереть дверь в винный погреб. В руке его была бутылка коньяка. От него исходил стойкий запах перегара. Услышав шаги, он поднял голову, откинул со лба запутавшиеся длинные русые кудри:
— А! Явились, голубки! Повезло тебе, сестренка! Повезло! — язык его заплетался, голова то и дело падала на грудь, он явно не отдавал отчета своим словам. Вокруг валялись пустые бутылки от настойки и коньяка.
— Какая я тебе сестренка! — Даша возмущенно выдохнула. — Вот хам!
Федор сделал большой глоток из бутылки и попытался встать и подойти к Даше. Никита усадил его на пол
— Не торопись, брат, сиди, отдыхай. Объясни толком, зачем змею подложил барышне
— Я?! — Федор попытался сделать круглые глаза, — да я и не знаю ничего…
— Он пьян, барышня, давайте свезем его в участок в Задольск, там всё и узнаем, там большие специалисты языки развязывать.
— Погоди, Никита, мне нужно узнать, в чем дело, он пока пьяный может и сболтнет чего.
Федор опять попытался встать, и опять был усажен Никитой на место
— Ты сестренка только Ульку не тронь! Не виноватая она, не знала она ничего!
Никита рванулся к нему, но Даша остановила его.
— А почему это я тебе сестренка!
— А ты не знаешь! — Федор еле ворочал языком, — Ты все знаешь! А ты у папеньки своего спроси, почему, он тебе все расскажет, папенька то…
Федор опять поник головой, спустя минуту он опять попытался встать:
— Ты Ульку не тронь!
— А! — Даша делано удивилась, — Так Улька не виновата?
— Не виновата…не виновата!
Федор направился к Даше и схватил её за руку. Никита тут же, тряхнув его за шиворот, усадил его назад в угол.
— Так что, Федька, коляску тоже ты испортил, и камень в окно — твоя работа, а волк, волка то ты где взял? — Никита с искренним любопытством держа Федора за грудки заглядывал ему в глаза. — Кто тебя надоумил, Федька, ты ж неплохой мужик был, зачем ты это все …
— Коляска — моя работа, и камень, а волк — не моя, да отпусти ты, черт здоровый…
Федор вновь поник головой. Никита оставил его. В сердцах Дарья топнула ногой
— Ну что с ним делать, ничего не понимаю, зачем он это все, и папенька причем!
— Ах, папенька, наш папенька! — голос Федора раздался из угла, — спроси папеньку, да! Ульку не тронь!
— Да продала я твою Ульку!
— Нет! Федор, на миг протрезвевший встал в углу! Нет! Гадина! Он кинулся на Дашу!
Никита в мгновение ока оказался рядом и отвесил ему оплеуху, от которой тот оказался распластанным на полу. Никита склонился над ним
— Никогда не смей так вести себя с барышней!
Кулак Федора не заставил себя ждать. Завязалась драка, в которой Никита едва сладил с Федором, который и так был выше него и, казалось, сильнее, де еще и хмель прибавил дури. Связав руки ему за спиной, Никита вытер кровь с разбитой губы и взял Дашу за руку.
— Пойдем, видишь, он протрезвел, уж верно больше ничего толком и не скажет, приготовлю коляску, поедем в участок. Пусть там его допытают.
— Погодите! Барышня! Кому вы Ульку продали! Кому!
— А ты мне скажи, зачем ты меня убить пытался!
Федор зверем посмотрел на неё.
— Теперь точно убью.
Никита ударил его еще раз.
— Да оставь его! Кому он нужен.
— Куда Ульку продала!
— Тебе её не найти, дружок, вот расскажешь все, тогда подумаю, сказать тебе или нет.
— Тебе вовек не узнать, кто за мной стоит.
— А тебе вовек твоей Ульки не найти! Вот погоди, батюшка приедет, не миновать тебе виселицы!
Федор захрипел, дернулся и упал. Никита взял Дашу под руку и вывел её из погреба, заперев его на ключ.