Крепостной Пушкина 2 (СИ)

— Москва не Петербург, там тридцать тысяч как здесь сто и будут… а сто как миллион! Сам знаешь. Признайся, ты открыл секрет? Всегда был умён. Даже не удивлюсь.

— Какой ещё секрет?

— Философского камня.

Друзья расхохотались. Пушкин предупредил, что если ему придёт в голову мысль сегодня поехать играть в карты, остановить его непременно. Павел кивнул и продолжил распросы. Вообще говоря, разговоры о деньгах считались в обществе за моветон, но правило мгновенно нарушалось в случае их наличия, не столь и частого у благородных людей. Неприлично то, что приводит в смущение, а раз они, деньги, есть, то и смущаться нечего. Оттого Александр с удовольствием отвечал на вопросы приятеля.

— А я ведь тоже не с пустыми руками! — вспомнил Нащокин, хлопая себя по карманам. — Вот, держи! — извлёк он маленькую коробочку.

— Что это?

— Камень. Не философский, конечно. Охранительный. С бирюзой. От насильственной смерти.

Перстень выглядел красиво. Пушкин примерил — на палец сел идеально.

— Вот за это спасибо, Войныч, ей-богу. Знаешь — я стал кольчугу носить. Не всегда, но иногда ношу.

— Кольчугу?! — вытаращил глаза гость.

— Да. Степан почти что заставил. Это мой крепостной… бывший. Вольную ему дал. А куда деваться, если этот шельмец стихи пишет едва не лучше меня?

— Брешешь.

— Да ты разве не слышал? Москва не медвежий угол. Не верю, не мог ты их не прочесть.

— Читал, верно. Но был уверен, что то твои.

— Нет, не мои.

— Ладно, верю, — Нащокин примирительно развёл руки, — но было сложно поверить сразу. И что этот Степан теперь?

— Мой управляющий. Пока. Ах, я сам не знаю вполне. Видишь ли…он тоже принимал непосредственное участие в некоторых событиях. Не на последних ролях.

— Это я понял. Слухи бродят невероятные… но да бог с ним, надеюсь ещё познакомиться и самому его разузнать. Так он дал тебе кольчугу?

— Заставил взять, говоря откровенно. Иногда он упрям как осёл. Ношу под одеждой в случае дурного настроения. Словно султан прогневавший Старца Горы.

— М-да…а еду на яд не проверяешь? Султаны так делают.

— До такого не дошло ещё, слава богу.

— А ты не фыркай. Весть привёз я счастливую и печальную. Не знаю как подступиится.

— Ты и не знаешь? — улыбнулся Пушкин.

— Представь себе. Если не ходить вокруг да около, то преставился старик Гончаров.

— Не может быть?! Николай Афанасьевич?!

— Николай Афанасьевич.

— Не такой он и старик. Но отчего?

— Это самое интересное, дорогой друг. Яд.

— Да брось!

— Вот так. Скончался и он сам и его метресса очередная. Отравили.

Пушкин был потрясен и, что греха таить, втайне рад.

— Точно знаешь, что яд?

— Совершенно. Московская полиция передо мной секрета не делает.

— Боже мой… но кому понадобилось? Бедная Таша, это ранит её.

— О, за неё не беспокойся. Чёрное ей к лицу.

— Надо как-то подготовить её к подобному удару.

— Я для того сам и приехал.

При всем внешнем пафосе и самоуверенности, Нащокин был прав. Среди друзей Александра, Наталья легко переносила почти его одного. Чем-то нравился и ей этот балагур. Мать её, напротив, испытывала к Нащокину смесь из брезгливости и ненависти. Виной тому индийские алмазы, подарок императрицы Елизаветы Алексеевны своей фрейлине ко дню свадьбы. Они должны были войти в часть приданого Натальи Гончаровой, но находились в залоге. Пушкин обязался выкупить их, но поленился и поручил дело Нащокину, который попросту забыл. Так уникальный подарок пропал.

— Самое смешное здесь то, как именно подмешали яд. Представь себе — в шампанском!

— Представляю. Даже лучше, чем ты думаешь.

— О чём ты?

— Так. Ничего. Что же теперь будет? Ехать в Калугу? Бедная Натали…

— Наследство обещает стать не из лёгких, так что бедный здесь её брат. По предварительным подсчётам известных мне кредиторов, долгу на имении за миллион.

— Что деньги, — печально заметил Пушкин, — человек умер.

— Хоть и свинья?

— Хоть и свинья. Но, значит, такова Божья Воля.

* * *

Степан обдумывал дальнейшие действия. Барское «будешь управляющим как и раньше» было понятно Пушкину, но не ему. Хозяин подразумевал, что рассчитывает на прежние доходы. Степан размышлял об ответственности. Господское прикрытие — не просто слово, но и чрезвычайно выгодное дело, ежели подойти с умом. И дед и отец обладателя его нынешнего тела иначе и не подходили. Суть схемы была проста до гениальности. Любой крестьянин (крепостной) по приезду в город или ещё какое место в целях торговой или производственной деятельности, обязан был продемонстрировать не только «пачпорт», но и аттестат на конкретную сумму денег.