Кресение

А что такое обычная речь? Это какой-то вид движения. А движение в нас рождается душой. Что значит, что любая речь душевна, даже привычно душевна. А вот тяжелые образы от нее отличаются, потому что душа тяготится ими и как-то избегает.

Это значит, что на слух речь состоит из потока обычного звучания с вкраплениями отдельных слов и предложений, которые произносятся особо, например, «душевно».

Что значит «душевно» в этом случае? Это значит, что часть речи произносится с каким-то дополнительным намерением. Например, оказать воздействие или убедить в чем-то, к примеру, что-то сделать или в своем душевном отношении к человеку.

Но действительная душевность предполагает, как мне кажется, признание за другой душой и другим человеком равных прав, а значит, таких же, как я хочу для себя. Например, право на полную свободу и независимость. Останется ли другая душа свободной, если я внесу в нее убеждение в чем-то? Хотя бы в том, что я душевен и ко мне надо относиться «душевно», то есть особо?

Мы все постоянно и очень внимательно наблюдаем за чужой и собственной речью. И даже требуем: следи за речью. И следи за тем, что говоришь.

Это разные вещи. Следить за тем, что говоришь, – это следить за содержанием высказываний, следить за тем, соблюдаешь ли ты правила общественного поведения, выказываешь ли должное уважение, а значит, помнишь ли ты об устройстве мира и общества. С точки зрения задач воплощения, это проверка того, обрел ли ты способность сохранять в своем сознании большие образы без потерь, независимо от того, что тебя отвлекает.

Или же следить за тем, что говоришь, означает требование не выбалтывать лишнее, а значит, здесь проявляется задача обучить сознание не терять договоры, то есть образы действия, которые ты избрал хранить.

В общем, во всем этом слежении за тем, что говорим, мы обучаем свое сознание использовать образы, и так углубляться.

А вот при требовании следить за речью мы учимся осознавать, как говоришь, то есть как звучишь. И так обучаемся самопознанию, а через него и очищению. Потому что то, что звучит не в соответствии с задачей, надо убрать из своей речи. Пока – всего лишь за определенные барьеры сдержанности. Но это еще один вид очищения. Очищение сдержанностью – очень частное очищение. Это очищение не себя, а чего-то в себе – речи, поведения, нравственности. Но это упражнение, и это часть школы очищения. Его нельзя отбрасывать без внимания. Его надо понять и охватить, как начальные шаги к действительному очищению.

Воротами к нему для человека сдержанного являются искренность и способность к самокату, как это называлось у Мазыков. Но рассказать в самокате и научиться ему нельзя, не осознав своей сдержанности. А значит, нельзя без обретения той искусности в созерцании себя и самоосозновании, которую дает простое требование следить за речью.

Поэтому всем желающим научиться очищению сознания необходимо начать слышать все слова в речи, которые звучат иначе, чем остальные. За любым особым звучанием – нечто: вещь или существо. Они добавляют к обычной речи дополнительные смыслы. Смыслы эти – самые разные, но их все можно назвать общим словом. Слово это – имя.

Любые особые звучания – это двойные слова, состоящие из слова и добавленного к нему имени того душевного камня, который произносит это слово вместе с тобой. Но имя – это большая подсказка!

Глава 9. Душевная беседа

Оставим в стороне всяческие странные игры с камнями, цветами и стихиями. Можете их даже попробовать, но они нужны только затем, чтобы взглянуть на такое привычное действие, как душевная беседа, с неожиданной стороны. В общем, это способ обмануть разум и проникнуть за те узнавания, что он накинул на привычные слова.

Но при этом сохраним главное: если русский язык, взращенный тысячелетиями наблюдений над действительностью – мира или сознания – говорит о камнях, которые могут давить душу, то мы отчетливо понимаем, что это камни, сотворенные из сознания. И даже вообще не камни. К примеру, человек совершил предательство, а потом ощущает его грузом на сердце и говорит как о камне, который лежит на душе. Значит, это всего лишь способ говорить о том, что «давит» душу.

И опять же, я вовсе не уверен, что это давление сходно с давлением камня, а не с давлением обручей, к примеру. Но есть совершенно приемлемый для науки факт: наше сознание легко распознает давление на душу самых разных «тяжелых» воспоминаний, как давление, и столь же легко узнает все подобные воспоминания или содержания сознания как «душевные камни». И при этом, и это тоже научный факт, – и сам страдающий «каменной болезнью» человек, и те, кто его понимает, отчетливо осознают, что все эти камни разные, и всем им могут быть даны свои имена.

Если при большом желании мы можем даже настоящие камни видеть обладающими сознанием и способными смотреть в нас, что же может помешать нам видеть камни, сделанные из вещества сознания, как обладающие сознанием или духом?