Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)

– Дайте дальние аэродромы.

– И дальних пока нет.

А Зароконян бушевал по радио:

– Что, ни одного не осталось, все закрыты?! Чушь! Спят там тыловые крысы. Разбудите их. Позвоните Лебедю, он расшевелит их…

Летчики верили в Лебедя, надеялись на него. А он словно в воду канул.

Меньшиков стал звонить в штаб фронта, требуя самого Толбухина. Но и его найти оказалось нелегко. Зароконян, пустив в адрес «тыловых крыс» еще пару крепких словечек, заявил, что берет курс на юго-восток и сам будет искать аэродром посадки.

Меньшикову наконец удалось разыскать Толбухина. Генерал внимательно выслушал его объяснение, тут же связался с кем-то по другому телефону и через минуту сказал:

– Направляйте на Харьков.

Дежурный штурман подсказал курс на Харьковский аэродром. Но минут через пятнадцать и из Харькова пришло штормовое предупреждение: туман, видимость – тысяча.

А судьба словно смеялась над ними: туман охватывал все новые и новые районы, на КП отовсюду поступали штормовые предупреждения.

Штабы молчали.

Два экипажа – Зароконяна и Кулешова – уходили от аэродрома в неизвестность, сорок восемь приближались к аэродрому, где их тоже ничего хорошего не ждало. При неизвестности хоть на что-то можно надеяться, здесь же надеяться было не на что. Посадить самолет в такой туман даже асу не под силу. Спасти их могло только чудо или сам бог, а поскольку чудес на свете не бывает, а богом в данной ситуации являлся всего-навсего Меньшиков, нетрудно было представить, чем все это кончится.

Меньшиков сидел за столом руководителя полетов, не отпуская микрофон от губ. Лицо его почернело, подбородок и нос заострились, словно он не спал и не ел неделю. Глаз под насупленными бровями не было видно. Подполковник сосредоточенно думал и молчал. Александру было искренне его жаль, и он невольно подумал, что лучше было бы, если бы на его месте оказался Лебедь. Тот что-нибудь придумал бы, нашел какой-нибудь выход. Куда он запропастился? Уж не случилось ли с ним несчастье? Местность освобождена недавно, фашисты оставили всякую мразь, наподобие Лещинской, старика… Здорово Ваня раскрыл всю их шайку… Лебедь мог на своей эмке наскочить и на необезвреженную мину…

– Чибис-пять, я – Чайка, вызываю на связь, – запросил Меньшиков.

– Чибис-пять на связи, – отозвался сразу Омельченко.

– Как погода по маршруту?

– До Волновахи было безоблачно, видимость хорошая, а вот теперь внизу видны облака.

– Будьте на связи. – Меньшиков взял телефонную трубку, попросил соединить его с Толбухиным. Заговорил горячо и убедительно: – Товарищ генерал, на подходе к аэродрому основная группа, запасных аэродромов до сих пор не дали… Да, вот так вышло… Надеялись. На маршруте, по которому возвращаются экипажи, погода есть. Может, там их посадим?.. Хотя бы в Мелитополе. Этот аэродром наши летчики знают… Можно дать команду одной из частей подвезти туда прожектор… Больше ничего не надо… Спасибо, товарищ генерал. – И скомандовал в микрофон: – Чибисы, я – Чайка, всем, всем. Разворот на сто восемьдесят. Посадка на точке семнадцать, там, где арбузы до войны едали.

Все экипажи подтвердили получение команды.

У Александра будто гора с плеч свалилась, и он с восхищением посмотрел на Меньшикова. Выходит, бывают чудеса на свете, и замкомдив оказался очень даже смекалистым и мудрым богом: никто не додумался посадить самолеты ближе к линии фронта, все искали их в глубоком тылу, а он сообразил…

Правда, самолеты прилетели на Мелитопольский аэродром быстрее, чем туда привезли прожектор, но Меньшиков и в этой ситуации нашел выход: приказал вначале сесть одному Омельченко с помощью самолетных фар и, не выключая их, использовать самолет как стартовый командный пункт и прожектор, подсказывая летчикам на посадке.

В пятом часу утра пришло сообщение из штаба фронта, что все сорок шесть экипажей сели благополучно. Часов в шесть отозвался и экипаж Кулешова: кружил над Харьковским аэродромом, пока не кончилось горючее, после чего командир экипажа приказал покинуть самолет. Приземлились все удачно.

Молчал лишь Зароконян.

Александр, узнав, что сорок семь экипажей живы, несколько успокоился и пристроился в уголке на табуретке, чтобы хоть немного вздремнуть. Дежурный штурман и хронометражист последовали его примеру. Не спал только Меньшиков. Oн то звонил в разные концы, справляясь о Зароконяне, то бродил взад-вперед как привидение.

Утром около девяти на KП появился Лебедь, как всегда, энергичный, сияющий, в превосходном настроении. Меньшиков доложил ему о посадке самолетов в Мелитополе, об экипажах Зароконяна и Кулешова.

– Вот и хорошо. – Лебедь довольно потер руки.

– Экипаж Зароконяна не вернулся, – резко и сердито напомнил Меньшиков.

– Сел где-нибудь, – беспечно махнул рукой комдив. – Летчик он опытный.

– А если погиб?

– Ну, – Лебедь развел руками, – война.