Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов»

26/Х 1942 г. …Боевой вылет с бомбометанием по аэродрому противника в районе г. Армавир…

(Из летной книжки Ф. И. Меньшикова)

Мужественен тот, кто в трудных ситуациях не теряет присутствия духа и не страшится умереть за правое дело; доблестен он, если в критическую минуту думает не о смерти, а о жизни…

Смерть Риты, неожиданная, чудовищно нелепая, казалось, вырвала у Александра последнюю опору из-под ног. Когда она была рядом, он, не осознавая, чувствовал ее незримую поддержку, беспокойство и заботу о нем и сам жил для нее, зная, что она души в нем не чает. Правда, в последнее время, с тех пор как нашлась Ирина, он почти забыл о сестре: увидятся, обмолвятся двумя-тремя фразами — и по своим делам. А вот теперь, когда ее не стало, он понял, как нуждалась она в его напутственном ободряющем слове, в братском, чутком отношении, и казнил себя за черствость, невнимательность: нашел свою возлюбленную и забыл о сестре. А ведь за ней тоже ухаживали, она могла и хотела любить и быть любимой. Из рассказа Завидова, принесшего ужасную весть о гибели сестры, Александр пришел к выводу, что лейтенант нравился Рите (в него не грех было влюбиться, а возможно, так оно и было), но она не доверяла ему, остерегалась. Благополучие брата она ставила выше своих личных симпатий, чувств. А он…

Не успела зарубцеваться эта тяжелая рана, как последовала вторая: на имя Риты пришло письмо из станицы Холмской от дедушки с бабушкой, в котором сообщалось, что на отца получена похоронка: геройски погиб пятнадцатого июля под Ростовом. А Рита умерла от раны двадцать второго, на неделю пережила отца…

И остался Александр один. От Ирины — ни весточки. Вряд ли и она уцелела в этом аду войны. По сводкам и разведдонесениям, фашисты в Крыму свирепствуют с особой жестокостью, блокируют партизанские отряды регулярными войсками в горах и сравнительно небольших лесных массивах; с некоторыми отрядами давно уже нет никакой связи — видимо, уничтожены…

Говорят, нет таких сильных горестей, которых рассудок и время не могли бы смягчить. Постепенно оттаивал душой и Александр. Особенно легче стало, когда в полк, перебазировавшийся в начале октября на Каспийское побережье, вернулся Ваня Серебряный. Они встретились как родные братья. Ваня не изменился, все так же любил выпить, побалагурить, поволочиться за женщинами, и его неиссякаемый оптимизм, жизнерадостность как благотворный бальзам действовали на Александра, успокаивали его, заглушали боль душевных ран.

26 октября после послеобеденного отдыха шестнадцать экипажей полка собрались на аэродроме у своих самолетов в ожидании команды на боевой вылет. Еще утром вернувшийся с задания воздушный разведчик доложил, что на Армавирском аэродроме немцы сосредоточили более 100 бомбардировщиков. А час спустя наши истребители сбили «Фокке-Вульф», летчики которого на допросе сообщили, что гитлеровское командование отдало приказ нанести бомбовый удар по Баку и Грозному в ночь на 26 октября, уничтожить нефтезаводы, к которым оно так стремилось и которые, судя по сложившемуся на фронте положению, теперь уже взять не представляется никакой возможности, лишить советскую технику топлива.

К моменту прибытия летного состава на аэродром в полк из Москвы прилетел представитель авиации дальнего действия генерал-майор Петрухин и поставил задачу нанести по вражескому аэродрому упреждающий удар. На бомбардировщики было подвешено по полторы тонны бомб, воздушные стрелки зарядили пулеметы, летчики проверили заправку баков топливом. Последние указания давал сам комдив Судариков, сухонький, энергичный генерал-майор с тонким пронзительным голосом, который было слышно не только строю, но и всему аэродрому. Генерал объяснял важность задачи, расхаживая вдоль строя, а за ним неотступно следовал заместитель подполковник Лебедь, высокий, краснолицый, рыжебровый офицер.

Судариков закончил свою напутственную речь и ушел на KП дивизии, где находился Петрухин, ожидавший из Москвы приказ на вылет. Прошло около часа, а комдив все не возвращался. Видимо, начальство ломало голову о времени удара. Надо было так подрассчитать, чтобы угодить в самый «час пик», перед взлетом фашистских самолетов.

Шел шестой час вечера, а команды на вылет даже разведчику погоды не поступало. Экипажам надоело ждать, и они потянулись к машине командира полка. Здесь же расхаживал и замкомдив подполковник Лебедь, начальническим взглядом посматривая вокруг, но оставаясь ко всему безучастным. Александр знал замкомдива еще до войны. Служил он в полку, командовал второй эскадрильей, правда, очень мало: вскоре его взяли в корпус инспектором по технике пилотирования. И вот уже в тридцать два года он замкомдив, подполковник. В свой родной полк он приезжал часто, летал с летчиками на проверку их техники пилотирования, на допуск к ночным полетам и в сложных метеоусловиях.