Владимир (или автор «Устава» на его имени) в связи с повторением запрета и «клятвы» ссылается на авторитет «первых царей» и вселенских соборов 325–787 годов. Под «первыми царями», соответственно, имеются в виду римские и византийские императоры, начиная с Константина Великого, поступкам которого Владимир сознательно подражал.
Вторая часть «Устава» – вверение епископам надзора за торговыми делами и спорами. В частности, епископ должен хранить эталоны всех необходимых мер и весов. Он является высшим арбитром во всех связанных с этим вопросах – и отвечает за них перед Богом, как и за вверенные ему людские души.
Наконец, третья часть «Устава» обеспечивает частичный иммунитет обширной категории «церковных людей» перед княжеским и боярским судом. Их дела между собой рассматривает епископский суд, а высшей инстанцией здесь впервые указывается митрополит. Перечень «церковных людей» весьма конкретен. Он включает всех священнослужителей, церковнослужителей и монахов, членов семьи священника (только священника). К ним в этом отношении приравниваются, отдаваясь под покровительство Церкви: лекари, просвирни, лица, живущие на покаянии. Здесь же находим первое (или одно из первых, если относить «Устав» к XII–XIII векам) на Руси упоминание о «задушном» вкладе богача, который может включать и зависимых от него людей. Такие люди также оказываются в ведении церковного права. Аналогичным иммунитетом обладают и целые заведения – не только монастыри, но и больницы, и открытые для паломников страннические приюты. Однако иммунитет носит, как уже сказано, частичный характер. В случае тяжбы с лицом, подлежащим княжескому «общему» суду, и «церковный человек» оказывается ему подвержен.
В целом, как видим, данная редакция «Устава» не содержит явных анахронизмов. Все упомянутые в ней реалии могут соответствовать и эпохе Владимира. Основан ли «Устав» в этом случае на достоверном церковном предании или на несохранившихся письменных материалах – судить, вероятно, преждевременно. Однако это один из древнейших памятников русского церковного права и отражает сложившиеся представления о роли святого князя Владимира в истории Русского государства.