Крещение

— Я тебя сразу узнал — старческая дальнозоркость. Выбрался на воздух?

— Да вот так.

— Я посижу с тобой. Я без тебя, Коля, будто главный ориентир потерял. А ваши ходили сегодня н ничего не взяли.

— Насторожили немца — где ж взять. Менять надо тактику. А мы, как дятлы, долбим и долбим по одному месту.

— Видишь ты как, а в штабе голову ломают, почему не везет разведчикам.

— Потому и не везет.

— А что ж делать, по-твоему?

— Не знаю, Филипп Егорыч, не думал. Был у Тоньки сейчас.

— Да знаю, она болеет. Как она теперь?

— Выгнал бы я их из армии, девчонок. А то мне всех их жалко, я всех их люблю, и ненавижу, и не понимаю… Надо скорее на передовую, и некогда будет заниматься всей этой ерундой.

— Да нет, Коля, сам от себя не уйдешь. А тем девчонкам, кои с нами на фронте, мы должны земно поклониться. Да, земно. Русская женщина всегда была помощницей мужу. Ей дороги не заказаны.

Охватов впервые видел Козырева в таком сильном волнении и даже перестал узнавать его.

— Видишь ли, Коля, этот вопрос для меня имеет особую важность. У меня ведь дочь, Катя, учится в Подольске на снайпера. — Имя дочери Козырев произнес с нежным дрожанием голоса.

«Потому и защищаешь всех, — неодобрительно подумал Охватов о Козыреве, но тут же и оправдал его: — Да разве у такого отца дочь может поступать плохо?»

— Я что-то и сам расстроился, — упалым голосом признался Козырев. — Ей, Катюшке, в мае вот только семнадцать исполнилось… Ну так я поплыл. Не забывай меня, Коля. А то я чувствую, расходятся наши дорожки.

Козырев, не подав руки, спустился к пруду, зашел по колено в воду и стал мочить ладони и обтираться, потом зачерпнул в пригоршни, облил себя с головы и нырнул, выбросив вперед руки.

— Я загляну к тебе, Коля! — крикнул он, отплыв от берега. — О русских женщинах еще поговорим!