Крещенский апельсин

– Теперь переходим к выстрелу. Стрелял не господин Шалопаев, невинно пострадавший при задержании. Пистолет его чист, о чем и сообщил эксперт. Да и сам Шалопаев говорил о стрелявшей женщине. Так?

– Которая потеряла галошу, – добавил Тернов.

– Как это все соединить? – Лапочкин пронзил начальника торжествующим взглядом.

– А черт его знает, как! – пробурчал Павел Миронович. – Таинственный клиент неизвестен, стрелявшая дама неизвестна. И на галоше ничего не написано, нет даже металлического инициала владелицы.

– Остается один выход, – подсказал опытный агент, – изучить текст письма.

– Что там изучать? – Павел Миронович скептически скривился. – Бессвязная мешанина из фривольных любовных словечек.

– В этой бессвязности должна быть какая-то связь! – настаивал Лапочкин.

– Тогда думайте. Ваша опытность здесь полезнее.

– Я уже успел подумать, пока обедал, – сказал помощник следователя и, увидев гнев в глазах Тернова, поскорее продолжил, чтобы тот не подумал, что издевается над зеленым начальником. – Вариант объяснения существует. И причем только один. К нам попал конспект любовного разговора.

– Как конспект? – не понял пораженный Тернов. – Если ваш камердинер и слышал любовные излияния своего барина по телефону, ответных-то речей он слышать не мог.

– Правильно мыслите, Павел Мироныч, – похвалил Лапочкин, – камердинеру вести конспект и незачем.

– Тогда конспект вела горничная балерины? – осторожно попробовал новую версию Тернов. – Но и здесь неодолимое препятствие того же характера.

– Не забудьте, что конспект должен был попасть в руки одного из двух: или Гарноусова, или неизвестного клиента. Если горничная балерины передала кому-то из мужчин свой конспект, то тогда кто стрелял? Неужели Айседорка? – подстегнул нерешительную мысль молодого начальника старый сыщик. – Зачем? Деньги на балетные школы для малолетних эльфов-босоножек покушением разве вышибешь?

Тернов выдвинул нижний ящик стола, вынул из него галошу и водрузил на стол. С минуту полюбовавшись на резиновое изделие, он с сомнением заключил:

– Для Айседоры все-таки маловата. Видел я сегодня ее ступни вблизи – гренадерские.

– Отлично, – одобрил Лапочкин. – Значит, мы пришли к выводу, что Айседорка не стреляла и не убегала, потеряв галошу. Вместе с тем конспект любовных речей не могли вести камердинер депутата и горничная балерины. Что остается?

– Остается допустить, что замешано третье лицо. Вы установили место тайных свиданий парочки? – радостно охнул Тернов и сконфуженно оглянулся на возившегося с синей папочкой письмоводителя.

– Нет, – усмехнулся Лапочкин. – Зачем ноги трепать? Это нам ни к чему.

– Как – ни к чему? – Павел Миронович нахмурился. – Именно в тайное гнездышко и проник соглядатай, который слышал воркотню любовников.

– Под кроватью он, что ли, по-вашему, сидел? – грубо возразил Лапочкин, и Тернов залился краской стыда.

– А хоть бы и сидел! Все равно где – под кроватью, в шкафу, за стенкой! Если злоумышленник опознал в парочке известных людей, вполне мог спрятаться и записывать с целью шантажа. А потом кому-нибудь из газетчиков предложить за хорошие деньги. Да хоть бы в тот же журнал «Флирт»… – К концу тирады, которую он начал из упрямства, Тернов говорил уже уверенней.

– Насчет шантажа вы ухватили проницательно, – похвалил упрямца подчиненный, – однако и кроме «Флирта» немало бульварных изданий. А у вас доказательств нет, что именно туда…

– Есть доказательства, есть! – уперся Тернов. – Я там, у Думы, видел сотрудника «Флирта». Он там отирался с неизвестной целью.

– Тогда вообще ерундистика получается, – обреченно вздохнул Лапочкин. – Человек, подслушавший и записавший любовные излияния депутата, встретился в салоне с депутатом, а должен был встретиться с журналистом! Журналиста вы схватили, и он действительно из «Флирта». И сегодня он крутился, как вы говорите, у Думы…

– У Думы был другой, – завял Тернов и тут же взбодрился: – Хотя, скорее всего, они в сговоре.

– Версия усложняется, – мрачно констатировал Лапочкин. – Подслушивающих было двое. Один сидел в шкафу, другой прятался под кроватью. Допустим. Тогда кто и в кого стрелял?

Тернов, покосившись на письмоводителя, притихшего в своем углу с открытым ртом и навостренными ушами, сделал ему привычный знак, означающий просьбу подать чай. В горле дознавателя пересохло. Он чувствовал себя загнанным в угол. Долго ждать не пришлось.

Отхлебнув чай из принесенного стакана в казенном подстаканнике, первым заговорил Лапочкин.

– А вы обратили внимание на самое главное?

– Что вы называете главным?

– Главным я называю то, что у этого, с позволения сказать, письма нет ни начала ни конца… Оно обрывается буквально на полуслове.

– Разумеется, я это заметил, – тоном, не допускающим возражений, прервал помощника Тернов. – К нам попал лишь один из нескольких листков.

– Я и не сомневался в вашей проницательности, – Лапочкин отвел глаза, – тогда получается, что остальные листки находятся у журналиста.

– Получается так, – согласился Тернов. – Вы думаете, надо провести обыск у обоих?