Крещенский апельсин

– Верю, дружок, верю, но куда ж денешься от истины? Как там у вас в третьей строке? «И бледный призрак в ночь лихую». Мороз по коже! А в начале второй? «И буду ласк твоих алкать». Ужас!

– А почему же господин Либид мне ничего об этом не сказал? – растерялся Самсон.

– Господин Либид? – Фалалей закусил губу. – Откуда его знаешь?

– В поезде познакомились. – Самсон обрадовался, что наставник перешел на «ты».

– В карты играли?

– Играли.

– И он тебя к Ольге направил?

– Откуда вы знаете?

– Из своих источников. Кое-что о его проделках слышал. Впрочем, он мастер по Фрейду, так что будь с ним осторожен.

– А он мне понравился, – признался огорченно Самсон, – хотя на вокзале меня оставил… А что вы думаете о вчерашнем убийстве извозчика?

– Якова-то? – Фалалей усмехнулся. – Его фамилия Чиндяйкин. Молодой парень. Бороду нацепил по указанию хозяина, чтобы солидней выглядеть. Устроился на извозный двор недавно, после того как выгнали с завода. После стачки лютовал заводчик. Парень без средств остался. В полицейской хронике «Петербургского листка» сегодня вычитал.

– А его брат? – разочарованно спросил Самсон.

– Дорогой Нарцисс! – Фалалей хлопнул юношу по плечу. – При чем здесь брат? Святочные выдумки, приманка для читателей. Давай-ка выпьем за дружбу!

Но выпить они не успели. Дорогу в банкетный зал им преградила группа возбужденных мужчин. Впереди шел пунцовый Сыромясов-Элегантес с блюдом апельсинов у пуза, за ним шествовали переводчик Платонов, великолепный Эдмунд, злобный Мурыч с брюзгливой гримасой на лице, барышни.

– Освободите пространство! – закричал, подскакивая к бильярдному столу и размахивая пенсне, переводчик Платонов. – Будет игра апельсинами. Господин Либид с нашей звездой Михаилом Арцыбашевым!

Самсон застыл рядом с Фалалеем. В зале началась невообразимая суета, рыжий Лиркин с досадой бросил кий на сукно и скрылся. Его партнер, приложив ладонь к ушной раковине, спросил беспокойно:

– Повторите, что вы сказали?

– Господин Арцыбашев глух как тетерев, – шепнул своему стажеру Фалалей.

Эдмунд потянул кий из рук Арцыбашева, и растерянный писатель ретировался из бильярдной в разоренную банкетную залу.

– Итак, – возвестил Сыромясов-Элегантес, – приступаем.

Самсон издалека наблюдал за потешной игрой стройного, полнеющего, но все еще ловкого Эдмунда и неуклюжего Сыромясова: апельсины катились по сукну зигзагами и в лузу пролезали с трудом, после вталкиваний кулаком, – этим занимались хохочущие Аля и Ася. Платонов аплодировал, Мурыч шипел, Фалалей посмеивался. Едкий апельсиновый аромат наполнил бильярдную.

Когда на столе остались два фруктовых шара, Ася и Аля исчезли.

Наблюдатели столпились вокруг стола в ожидании решающих ударов.

Первым бил дон Мигель – несмотря на то что он пыхтел как паровоз и долго прилаживался для удара, – апельсин прокрутился на месте и лениво откатился вбок. Торжествующий господин Либид картинно склонился и резкими тычками загнал оба апельсина в угловые отверстия – там они и застряли. Смурной Мурыч кулачищем запихал оба шара в сетки.

– С победой Эдмунда! – послышались голоса. – Приз победителю! Шампанского сюда! Нет, водки! Качать героя!

Журналистская братия бросились к господину Либиду, и через миг изумленный Самсон увидел, как его дорожный друг взлетает к потолку. Смугло-розовое лицо победителя искажала гримаса смешанных чувств – видимо, пьяные руки не слишком бережно впивались ему в ребра.

Наконец героя водрузили на паркетную твердь.

– Приз олимпийцу! – послышались веселые девичьи голоса от двери, и в бильярдную вбежали Ася и Аля с блюдом в руках, посередине блюда лежал небольшой шар в фольге.

Девушки грациозно, кланяясь на восточный манер, приблизились к господину Либиду и протянули ему блюдо.

– Парису от Афродиты! – крикнул неожиданно Фалалей.

Раздались аплодисменты.

Господин Либид, стараясь не нарушить очарование игры, взял серебряный шар с блюда и развернул его.

– Но это не яблоко, это апельсин, – капризно надулся он.

– А у нас это будет яблоко, – пробасил Мурыч. – Вон, даже кожуры нет. Вкушайте.

– Вкушайте, вкушайте, вкушайте, – принялись скандировать хором сотрудники «Флирта».

Господин Либид бросил взгляд на Самсона, как бы извиняясь за дурацкое поведение своих собратьев, затем поднес плод к чувственному рту и откусил едва ли не половину королька.

– За любовь! За чувственную свободу! За животную страсть! – раздались беспорядочные крики.

Необычную мимику победителя расшалившиеся участники банкета приняли за продолжение пьяного спектакля.

И только Самсон, стоя сбоку, понял, что господин Либид морщится не от кислого апельсинового сока, а от более острых ощущений: глаза несчастного выкатились, щека впала, подбородок дернулся вверх и вниз. И в следующий миг господин Либид со сдавленным криком упал на паркет, из его рта потекла алая струйка, меньше всего похожая на фруктовый сок.

Глава 5