Кресси

- Ну вот, теперь послушай меня и не шуми на весь лес, - сказала она, поворачивая ладонями его лицо к себе. - Так чем же ты недоволен, мой черненький? - Надо иметь в виду, что ее ласкательные словечки были негритянские, они сохранились у нее от младенчества, от няньки-рабыни, от товарищей детских игр.

Неумолимый учитель холодно перечислил ей еще раз все свои обиды, помянул и ее непонятное равнодушие и еще более непонятную дружбу с посторонними людьми и кончил подробным рассказом о разговоре с ее матерью, о своем вынужденном участии в обороне овина, о высказанном вслух обвинении Сета и об их отчаянной безмолвной схватке под крышей. Но если он рассчитывал, что эту дочь дикого Юго-Запада взволнует повесть о том, как ее возлюбленный оказался втянут в одну из местных усобиц, если он надеялся услышать от нее похвалу своей доблести, то он жестоко ошибся. Она по собственному почину сняла руку с его плеч и распутала косу, сложила руки и скрестила ножки, сидя у него на коленях в томной и сокрушенной позе.

- Мать не должна была этого делать, а тебе надо было прыгать через окошко вслед за мной, - промолвила она со вздохом. - Драка - это не по твоей части, это занятие для таких, как они. Теперь Сет поквитается с тобой.

- Как-нибудь уж я о себе позабочусь, - заносчиво произнес учитель. Однако он с неудовольствием чувствовал, что гибкий грациозный груз у него на коленях почему-то мешает ему играть роль героя.

- Сету тебя поколотить - что плюнуть, голубь, - сказала Кресси, простодушно и задумчиво; и когда он тут же попробовал вскочить, прибавила: - не ершись, миленький. Ну конечно, ты бы скорее дал убить себя, чем признал их силу. Но ведь это и есть их главный козырь, это ведь их профессия! Другого-то они ничего не умеют! Потому-то ты на них и не похож, потому ты и не такой, как они, темные. Потому-то ты - мой, потому-то я и люблю тебя!

И повиснув всей тяжестью у него на плечах, она заставила его снова опуститься на обомшелый корень. Руки ее опять сомкнулись вокруг его шеи, лицо приблизилось к его лицу. Краска сбежала с ее щек, глаза расширились, в них снова появилось восхищенное, властноликующее выражение, как в тот вечер на балу. Губы ее чуть приоткрылись, и она зашептала словно про себя:

- Что нам с тобою до всех этих людей? Что нам ревность Сета, глупость Мастерса или дяди Бена, ссоры и драки моего отца и матери? Какое нам дело, что они думают, чего хотят, к чему ведут, чего не желают? Мы с тобой любим друг друга, мы принадлежим друг другу, и они нам ни помешать, ни помочь не могут. Так вышло с самого того дня, как мы увидели друг друга, и с того времени ни мать, ни отец, ни Сет, ни Мастерс, ни даже ты и я ничего уже не можем поделать. Это и есть настоящая любовь; не то, что трусливая злоба Сета, или трусливое зазнайство Мастерса, или трусливая дурость дяди Бена, - а только одна любовь. Потому-то я и разрешала Сету беситься сколько хочет, дяде Бену топтаться попусту, и Мастерсу дурачиться, а зачем? Чтобы они не мешали мне и моему мальчику. Они были довольны, и мы были счастливы...

Он понимал, что все это неубедительно, туманно, но страстная, совершенная искренность ее речей поколебала его.

- Но чем все это кончится, Кресси? - спросил он дрогнувшим голосом.

Выражение углубленной сосредоточенности покинуло ее взгляд, на щеки вернулся румянец.

- Чем кончится, красавчик? - повторила она лениво. - Ты что, жениться на мне собрался?

Он покраснел, смешался и сказал: "Да" - хотя недавние колебания и теперешние сомнения были ясно видны на его лице и слышны в голосе.

- Нет, милый, - проговорила она спокойно, наклонившись вперед, снимая с ноги туфельку и вытряхивая из нее песок и сосновые иголки. - Нет! Я пока что недостаточно образованна, чтобы быть тебе женой, и ты это знаешь. Я не сумела бы вести как следует твой дом, а без этого тебе не по средствам было бы держать меня. И потом, тогда все стало бы известно, и это уже не были бы только мы с тобой вдвоем, по секрету от всех людей. И помолвки у нас с тобой быть не может - слишком вышло бы похоже на то, что у меня уже было с Сетом. Вот так-то обстоят дела, красавчик, ведь ты и вправду городской красавчик, а такие, как ты, не женятся на деревенских девушках с Юга, у которых после войны даже завалящего негра нету в доме! Нет, заключила она, вдруг выпрямившись и вскинув свою гордую головку, так что Форду, едва оправившемуся от изумления, уловка с вытряхиванием туфельки показалась вполне убедительной, - нет, милый друг, мы ведь с тобой с самого начала оба это понимали, верно? А теперь, светик, мне пора уходить. Скажи мне что-нибудь хорошее на прощание. Скажи, что ты меня любишь, как раньше. Расскажи, какое у тебя было чувство в ту ночь на балу, когда ты впервые понял, что мы любим друг друга. Но постой... сначала поцелуй меня... вот так... еще раз... до гроба.

ГЛАВА XI